— А может, они уже тогда неверующими были!
Вот как он повернул — крестьяне до революции и в Бога не верят. Стихотворение-то, выходит — антирелигиозное. И еще одно название нужно сменить. Цикл этюдов у Мачавариани озаглавлен «Из болгарской тетради». Но где же у поэта социалистическая, кипучая, жизнерадостная Болгария? Какое-то кафе, где в танце трясутся пары, какой-то тщедушный человечек, продающий любимую собачку, какие-то белые колени, выскакивающие из красных мини-юбок… Никоим образом из этого не складывается образ братской страны. А вот образ чего-то чуждого, неприемлемого для советских людей — складывается. Так чего же мудрить? Вместо цикла «Из болгарской тетради» пусть будет цикл «Из зарубежного блокнота». И никаких кривотолков. Читатели поймут, что впечатления от заграницы навеяны путешествием в капиталистические края. Ощущаете, как меняется облик книги? Но ее метаморфозы еще не закончены. Пройдемте к Борису Ивановичу Соловьеву.
Эрудит, тонкий ценитель литературы, а также выдающийся чревоугодник, ежедневно устраивающий в респектабельном ресторане «Националь» Лукулловы пиры, высокий, рыхлый, с просвечивающим сквозь кожу желтоватым жиром, главный консультант издательства по поэзии и критике безукоризненно вежлив. Но сие не должно вас обманывать. Это ему, страстному поклоннику Блока, доверена деликатная задача кастрировать рукописи. После него цензору делать нечего. Соловьев не только отыщет микроскопическую идеологическую ошибку. Он, знаток Гумилева, Мандельштама, Ходасевича, моментально пронюхает и искоренит их и прочие вредные влияния в творчестве современных поэтов. Это милейший Борис Иванович очищал сборники Булата Окуджавы от его сомнительных, с подтекстом, песен, которые нечаянно мог пропустить беспечный редактор. Это воспитанный Борис Иванович обхаживал бывшего зека упорного абхазского поэта Шалву Цвижбу, уговаривая исключить из уже набранной книги (изменились времена, пока ее готовили к печати) стихи о Колыме. Это обходительный Борис Иванович калечил книгу Анны Ахматовой «Бег времени», выкидывая из нее стихи и строфы. Охотился даже за строчками. Анна Андреевна рассказала мне два эпизода. Первый связан с лирическим стихотворением. Смутили консультанта строки:
…Не будет он законным мужем,
Но мы такое с ним закружим…
— Кружить с незаконным мужем! Бог с вами! — пошучивал Соловьев. — Нельзя разлагать молодежь! Надо будет это снять. — И снял.
Второй связан со стихотворением «Смерть поэта»,посвященном Пастернаку. Посвящение-то само собой убрали. Но Борис Иванович настоял, чтоб и год написания сменили. Теперь никому не догадаться, о каком поэте Ахматова речь вела. А меня великолепный мастер кастрации книг спрашивает:
