Так любят люди | страница 40



А как я уйду от нее после такого горя? Как вот так взять и уйти от женщины, которая дочь потеряла, да еще и винит себя за это? Она потом долго по ночам плакала, Ленка. Потом Сережка родился. И я снова решил: вот он начальную школу окончит, и я тогда… Потому что не простил. Не могу простить. Вот не могу — и все.

Мне сколько раз за эти десять лет снилось, как они там в машине… Я прям не то чтобы представлял, а видел это все детально.

— Послушайте, вы что, не понимаете, что та женщина, которая вам изменила с другом, и сегодняшняя Лена, которая столько пережила, которая похоронила дочь, — это совершенно разные люди? Вы что, не понимаете этого?

— Думаете? Я тоже так считаю. Только не помогает. Простить не могу все равно.

Я так считаю: если она раз изменила так подло, наверняка еще изменит. А как с человеком жить, если все время ждешь от него измены?

Вот окончит Серега начальную школу, перейдет в пятый класс…

— А ведь вы ее любите, Ленку свою.

— Думал об этом… Не знаю. Только это все не важно.

Я не верю ей, понимаете? И поверить не смогу. Раньше ревновал очень, хотя она поводов, если честно, вообще не подавала. Она все больше дома сидит: сначала с дочкой, нынче вот с сыном.

А теперь не ревную. Вообще. Не знаю почему. Простить не могу. Слышу звуки эти. Снятся все время.

Логически все понимаю. И то, что вы говорите. И вообще. А простить не могу.

Сережке три сейчас. Через четыре года — школа. Потом еще четыре года. Мне будет сорок четыре. Много, конечно, но ничего.

И я уйду. Ленка знает про мое решение. Но мы про это не говорим. Живем себе просто. Ждем. Но фигня какая-то в этом есть. Чувствую. Но не понимаю. И чего делать?

* * *

Инна стояла на пороге одетая.

Джинсы там, футболка… Не помню точно. Главное, она была одета.

Я улыбнулся, вошел. Обнял ее, попытался поцеловать.

Она не ответила. Тупо не ответила. Не открыла рот.

В моей жизни было всего несколько женщин, которые не отвечали на мои поцелуи.

Я поворачивал их лицо к себе, открывал рот и… упирался в зубы.

Я помню все эти лица, потому что нет ничего более оскорбительного, чем неотвеченный поцелуй.

Инна отошла и спросила:

— Чаю хочешь?

— Я хочу другого, — попытался я пошутить по-взрослому.

— Значит, кофе, — усмехнулась Инна и пошла на кухню. Я поплелся за ней.

Мне было двадцать лет, и я еще не знал: если тебе нужно, чтобы женщина пришла к тебе, отойди от нее. Отойди на такое расстояние, чтобы она тебя видела, но не ощущала. Чтобы она тебя чувствовала, но не слышала. Чтобы она о тебе думала, но не могла прикоснуться.