. Многие раненые шведские солдаты и офицеры, брошенные на поле битвы, не желая оказаться в плену, искали укрытия в лесу, в болотах, в оврагах и канавах, и в значительном числе боеспособные солдаты при поспешном ночном отступлении просто заблудились (хитрый и дерзкий русский царь так вломил по крепкому шведскому горшку, что осколки того горшка далеко разлетелись по лесу); одни из них пытались пробиваться на юго-восток и юг группами или поодиночке, другие предпочли остаться, не имея более ни желания, ни сил куда бы то ни было идти вообще, и не могли не заняться грабежом местного населения; иными словами, они пополнили ряды мародёров и постоянно схватывались с мужиками за еду, за тёплую хату, за хутор в лесу, за берлогу и, греясь ночами у костров, горько о своей доле шутили: «У нас есть теперь три доктора: доктор-водка, доктор-чеснок и самый главный доктор — Смерть»... Более тысячи человек пустились в обратный путь; им удался этот марш; пройдя через всю Литву, претерпев немало лишений и бед, растеряв по пути многих товарищей, они, измождённые и оборванные, вернулись в Ригу.
29 сентября царь Пётр велел отслужить на месте сражения благодарственный молебен...
Мужество и отвагу проявили воины с обеих сторон, и с обеих же сторон были талантливые полководцы, и нашла коса на камень, и противоборствовали упорно, тяжело, до полнейшего изнеможения, до последней капли крови, и Пётр был умница, и Меншиков, хитрец, и удалец Боур, и князь Голицын молодец, но русские в сей баталии не смогли бы одержать виктории совершенной, кабы не было с ними крепкой веры православной и... волшебной силы — славного генерала Брюса, который командовал артиллерией и левым флангом и сумел весьма изрядно проредить шведские шеренги и во многих местах повредить вагенбург. Мы не будем перегружать наш труд героическими описаниями русского царя и Меншикова; их портреты читатель легко найдёт во многих других книгах, у многих других достойных авторов, тем более, что в нашем романе эти великие исторические деятели только показываются едва, как бы проходят по нолю краем, и не о них в сочинении речь. Но вот генерал Брюс[43], незаслуженно остающийся словно бы в тени названных выдающихся личностей, не очень нашему современнику известен, и мы хотели бы эту несправедливость слегка поправить.
Человек этот, старинных благородных кровей, кровей голубых августейших, блестящий учёный-самоучка, собиратель книг и редких, занимательных вещиц, пользовался в своё время немалой славой и был столь замечателен, что мы никак не можем отказать себе в удовольствии сказать о нём хоть несколько слов...
