В усадьбу шли старики Ланецкие пешком, больше ночами, а днём отлёживались в каком-нибудь шалаше или в копне сена; боялись ходить дорогами, опасались разводить огонь, на сучок в лесу избегали наступить, дабы не щёлкнул, ибо кругом были враги — и чужие, и свои; грабили всё и всех. Ян и Алоиза не раз слышали крики на дороге, призывы и мольбы о помощи, но уходили от большей, от горшей беды, так как ничего не мог поделать Ян, человек ещё весьма не слабый, один против дюжины. Где-то возле Вильчич помирали от голода и холода; ночка выдалась дождливая, только и спаслись тем, что сидели под елью обнявшись, — сберегли тепло. Потом подавили в себе гордость — побирались по домам, как и многие другие побирались до них и после. Иногда перепадала скудная пища. Но всё больше кормились улитками и речными ракушками. Народ, замечали, всё чаще добавлял в хлеб сушёную репу — толкли репу в порошок и примешивали к тесту; так пекли хлеб; день ото дня хлеба в хлебе становилось всё меньше, а репы больше. Повальная голодуха была не за горами. На чёрных, сожжённых полях разложила свои кости голодная смерть... Забрели как-то на хутор. Там сердобольная вдова пустила их погреться на печку; а на печке у неё — с десяток ребятишек, мал мала меньше среди овчин и гарбузовых семечек. Может, сутки у этой вдовы отлёживались, может, благодаря ей и живыми остались — к тому времени уж совсем выбились из сил. То, что накануне насобирали милостью Божьей, почти всё отдали вдовьим детям.
Радость от встречи, от окончания тяжкого путешествия совершенно погасла, когда Ян и Алоиза узнали, что старшего их сына Радима нет в Лозняках. Старые Ланецкие переменились в лице. Радим уехал в усадьбу ещё задолго до сожжения Могилёва. Они были уверены, что Радим с другими детьми ждёт их здесь. Мысль, что дети живут в усадьбе, далеко от войны, что они защищены от невзгод стеной глухого леса, а от татей и шишей высоким забором, крепкими воротами и злыми дворовыми мужиками с рогатинами и косами, поддерживала родителей в последние дни. В упавших чувствах они не обратили внимания на трогательное замечание самого младшего, Винцуся, на несогласие его: «Мы уже давно не дети». А Люба думала о том, что не следует ещё более расстраивать бедных родителей рассказом о недавнем происшествии: не такой уж и глухой у них лес, и не спрятать тропинки в этом лесу, и забор у них не вполне высок, и не весьма крепки ворота да и мужики дворовые не настолько злы, чтобы справиться с несколькими мародёрами. И ещё Люба думала сейчас, что надо бы предупредить приказчика Криштопа и дворовых, чтобы о том случае помалкивали... О Радиме и Винцусь затосковал. Как же ему теперь быть без Радима? Ведь Радим для него — свет в окошке. Каждое слово старшего брата ловил, в каждом его деле участвовал.
