Приказы последних дней, красивым почерком написанные и ровным голосом зачитанные, капитан Оберг вкладывал в свою походную Библию. И было их уж несколько...
— Herren är min herde...[21] — тихо начал молиться один из мародёров, вывернув голову и со смертной тоской глядя на капитана, сосредоточенно пишущего приказ; серьёзность капитана и даже некоторая его мрачность не обещали мародёрам ничего доброго.
Другие мародёры жаловались солдатам на свою беду, на незаслуженное бесчестье, поносили последними словами несчастливую Фортуну; потом весьма негромким голосом, чтобы не услышал офицер, намекали тем же солдатам, что водятся у них денежки, которые очень легко поддаются дележу. Однако солдаты оставались к их прозрачным намёкам глухи.
...несколько приказов уж было между страницами священной книги.
Когда генерал Левенгаупт получил от короля приказ собрать обоз с достаточным количеством пропитания, воинского платья и боевого запаса, то немало забот легло именно на плечи опытного и смекалистого адъютанта. Если бы не участие капитана Оберга, если бы не помощь его советом и делом, обоз не скоро бы вышел из Риги, хотя он и без того припозднился, и вышел бы он не в том составе, а в существенно меньшем. Поиски и починка телег и фур, наём возниц, покупка части припасов[22], заключение договоров с рижскими купцами и поставщиками, среди которых в большинстве были пройдохи-евреи, так и норовящие обмануть словом или делом — недодать, подменить, завысить цену, а то и попросту при первой же возможности украсть или ещё как-то иначе объехать на кривых, — всем этим довольно успешно занимался адъютант. А когда обоз наконец вышел из Риги и медленно потянулся на юго-восток, генерал поручил капитану Обергу новое весьма ответственное дело...
Здесь мы должны сказать, что молодой шведский король, не обладавший в начале войны достаточным опытом военачальника, введя свою доблестную, хорошо вооружённую армию в чужие земли, рекомендовал подчинённым не церемониться ни с мирным населением, ни с захваченным имуществом врага, ни с попавшими в плен неприятельскими гарнизонами: никого и ничего не щадя, жечь и крушить всё и вся, наказывать смертью за малейшие провинности и даже за подозрение в злоумышлении, короче говоря — двигаться быстро и уверенно и оставлять за собой мёртвую пустыню. В одном из приказов Карла предусматривалось: «Контрибуцию взыскивать огнём и мечом. Быстрее пусть потерпит невиноватый, чем ускользнёт виноватый... Было бы лучше, чтобы все эти места были уничтожены грабежами и пожарами и чтобы все, кто там живёт, виноватые или невиноватые, были истреблены». А в другом приказе Карл наставлял своих солдат: «Жители, которые хоть сколько-нибудь находятся в подозрении, что оказались нам неверны, должны быть повешены тотчас, хотя улики были бы неполны, для того, чтобы все убедились со страхом и ужасом, что мы не щадим даже ребёнка в колыбели...» В этом он, надо думать, равнялся на кумира своего, Александра Великого, у которого тактика поголовного истребления населения, полного уничтожения городов и сел была излюбленная и который, прибегая к этой жестокой тактике, единственный из полководцев, что были до него и были после, сумел захватить Согдиану и Бактрию
