— Ну, приперлась? Уже небось весь поселок успела обслужить? — окрысился отец.
— Да успокойся ты, папа, — не глядя на Игнатова, пропела дочь. — У подружки была…
— Две ночи — и все у подружки, — саркастически хмыкнул папа. — Ты бы лучше меня с ней познакомила… Кто такая?
— Для тебя, папа, она слишком молодая, — безмятежно сообщила дочь, — ты ведь должен уважать Уголовный Кодекс, правда? По сто семнадцатой чалиться не хочешь, нет ведь, па?
Против такого веского юридического аргумента у майора милиции возражений не нашлось, и потому майор, сплюнув в сердцах, отвернулся к окну.
Из головы никак не шел старшина Петренко: странно, но теперь Игнатов не хотел видеть перед собой никого, кроме этого откровенного дебила.
"Гуляет, гуляет, добрый молодец, чудо-богатырь, никак нагуляться не может, — вертелось в голове. — Мало ему моей Василисы…"
В глубине души начал медленно, но неотвратимо вызревать гнойный пузырек раздражения — он рос, рос, увеличиваясь в размерах, но никак не находил выхода…
— Папа, я сегодня опять к подружке иду, — весьма некстати произнесла дочь, снимая шубу. — Так что ты не волнуйся…
И тут Игнатова буквально взорвало:
— Да ты… блядь малая… да я тебя… в колонию… своими руками, на «малолетку», сучка, я тебя… — Не в силах удержать порыв, майор схватил висевшую на ржавом гвозде портупею и, намотав на кулак ремень, со страшными глазами пошел на Василису.
Та, впрочем, нисколько не испугалась, а только подбоченилась:
— Ха! Да меня и не такие топтали! — презрительно хмыкнула она. — Думаешь, сильно испугал? Мне мамочка рассказала, почему тебе второй год не дает, — извлекла коварная дочь свой самый страшный козырь. — Да потому, что сам не можешь. Кто с водкой дружен, тому хрен не нужен, так что… Импозант старый!
Видимо, майорская дочь, имевшая по всем гуманитарным предметам твердую «двойку», спутала медицинско-бытовое понятие «импотент» и куртуазное прилагательное «импозантный», — впрочем, папа, в свое время учившийся не лучше, и так отлично уразумел ее мысль: дочь и отец прекрасно понимали друг друга.
Раздался страшный свист пряжки — латунная бляха со свистом пролетела перед самым носом Василисы, и если бы та не отскочила, то вряд ли бы смогла пользоваться благосклонностью "подруг".
— Что? Что? — Возмущенный майор просто не находил слов.
— Да иди ты…
То, что началось дальше, воскрешало в памяти лучшие страницы «Домостроя» — замечательного памятника древнерусской педагогики: милицейский майор со зверским лицом гонял непочтительную дщерь по маленькой комнате — дщерь летала, как веник, то и дело натыкаясь на стол и табуретки; латунная пряжка свистела и иногда звонко опускалась на ее упругую, не по годам развитую задницу.
