Спустя некоторое время голова появилась вновь.
— А, вы еще здесь? — воскликнул приветливо Маэстро. — Так что дальше?.. Я слушаю! Говори, говори!
— Итак, Маэстро… Мы позволили себе потревожить вас… поскольку… по просьбе нескольких технических работников театра…
— Понял, только… извини, что перебиваю тебя, давай ближе к делу, ладно? Я согласился принять и выслушать вас, но и вы будьте милосердны! Если вам наплевать на человека, который через три часа должен быть в Риме, а завтра уже в Париже, то, по крайней мере, проявите хоть немного уважения к вашему директору!..
— Хорошо, Маэстро… Короче, группа рабочих театра хотела бы создать…
Челюсть у Маэстро отвалилась, и какое-то время он, не веря собственным ушам, с изумлением глядел на Валли.
— Не понял, — произнес он наконец спокойным тоном. Слишком спокойным.
Валли снова откашлялся и, стараясь сдержать сердцебиение, вынуждавшее дрожать голос, повторил:
— Группа рабочих театра хотела бы создать… любительскую труппу…
— Любительскую труппу?!.
— Да, любительскую труппу, — с твердостью в голосе подал реплику Дольяни.
— Любительскую, — чуть слышно подтвердила Мария.
— Любительскую!! Я слышу! Я что, по-вашему, глухой? — начал заводиться Маэстро. — Но… но… на хрена она нужна, эта ваша любительская труппа?!.
— В лапту играть, — нарушая уговор не открывать рта, буркнул Паницца.
Но Маэстро не услышал его — Адольфо был высококлассным профессионалом, прекрасно чувствующим, когда надо вмешаться. Включив фен, он направил его на волосы Маэстро, давая тому возможность выиграть время для осмысления новости.
Собственно, Маэстро вовсе не нуждался в ответе на свой вопрос: он сразу же понял, что взбрело в головы этим мудакам. Они возжелали играть на сцене! Подражать ему! Любительская труппа театра! Естественно, с Марией Д’Априле в примадоннах, с Дольяни в роли благородного отца и Паниццей в роли придворного шута!
Он мазнул взглядом по квартету, отметив грубый грим Марии, костлявые мозолистые руки Дольяни, тупую физиономию Валли, голубой, в белую полоску, костюм Паниццы с бельевыми прищепками на обшлагах брюк, чтобы они не попадали в спицы велосипеда… и представил себе всю смехотворность ситуации: как они на сцене «Театро Студиа»[4] играют отрывки из «Фауста» перед сидящими в первых рядах лауреатами Нобелевской премии и членами королевских семей; как после спектакля призрак Томаса Манна с «Лоттой в Веймаре» под мышкой настигает его в гримуборной и, тряся за руку, говорит со слезами на глазах: «Спасибо! Спасибо! Наконец-то, я понял Гёте!»… и как потом уже на главной сцене «Пикколо Театро», или хрен знает где еще, для публики, состоящей из друзей и родственников от мала до велика, потных и вонючих, жующих бутерброды с вареной колбасой, доставая их из лежащих на коленях промасленных бумажных пакетов, эти актеры любительской труппы «Веселые селяне» играют трехгрошевый водевильчик или какую-нибудь дурацкую пьеску о таких же дебилах, как сами, или хрен знает, что еще…
