глубокого сине-стального оттенка в мелкий белый горошек, и теперь не находил в себе смелости стянуть его и упрятать подальше в карман. — Обойдем по параллельной улице. И нужно позвонить кому-нибудь, чтобы нас впустили.
Пробраться в галерею получилось не с первого раза, ибо около запасной двери тоже дежурили медиа-агенты, пусть и в меньшем количестве. Появление непрошеных гостей привело к недолгому замешательству, и за это время Макс с Феней успели прошмыгнуть в незаметно приоткрывшуюся щель, не попавшись под обстрел любопытствующих репортеров, отделавшись всего лишь парой торопливых снимков.
За дверью стоял растерянный и мертвенно-бледный Елисей, по внешнему виду которого можно было предположить, что за время их отсутствия он невольно познал апофеоз вселенской скорби. Захлопнув замок и несколько раз подряд проверив, не откроется ли дверь, Елисей на дружеское приветствие смог выдать лишь сдержанный, боязливый кивок.
— Что произошло? — Осмысленные элегантные обороты как назло отказывались придумываться, так что пока на ум приходили только односложные вопросы.
— Нам конец… — Елисей попытался подобрать подходящие фразы, но по неведомым причинам все звучало как цитаты из трагедийных пьес. — После этой статьи наступит полный крах… И тьма… беспросветная тьма…
— Какой статьи? — насторожился Макс.
— Пробей по новостям… скандал в «Артекториуме»… Хотя… теперь все бесполезно… Пойдем туда…
Из Восточного зала раздались гневные неразборчивые крики, к которым и направился вконец понурившийся Елисей. По пути Макс быстро набрал запрос в поисковике, и на всю страницу высветилась статья под названием «Искусство с душком, или Несмелый фарс галереи „Артекториум“». Статья пестрила едкими высказываниями и нелестными предположениями.
— Я не знаю, что именно произошло! Сколько можно повторять? — Эрнест Львович явно начинал вскипать. Белая рубашка была расстегнута на несколько пуговиц, и на висках выступили еле заметные капельки пота, напоминая о себе неуместно веселыми отблесками от многочисленных ламп.
— Интересно, а кто тогда должен знать, как не вы? — Феликс бегал по залу из одного конца в другой и не мог остановиться. — Вы ничего не знаете! А меня, знаете, что делают? Меня оскорбляют! Забивают пыльными газетными камнями у всех на виду! Меня опустили ниже… заведомо существующих глубин! Им страшно назваться акулой бесстрашной, но мне не страшно назвать их карпом прогнившим…
— Боже милостивый, вы бы лучше вообще не разговаривали, — поморщился Кожедубов-Брюммер. — И прекратите свои позорные хаотичные прыжки по галерее. Лично вы — последнее, что стоит обсуждать. Все и так ясно.
