— Драгоценный! — язвительно кричала Алла Дмитриевна, цитируя ленкины слова с изнанки снимков, — Валинька, братишка мой драгоценный! А это? Прости! Прости, что испугалась, не загадала, когда сидели. Под… под оде-я-лом! Зато сейчас. Люблю. Что? Как это? О чем? Люблю, значит. И хочу, вместе.
Мама замолчала, наново подавленная дочкиными откровениями. И села прямо на фотографии, хватаясь за виски.
— Бо-же! Боже мой, наградил же ты меня. Наказал. Что я такого сделала?
— Причем тут ты, — угрюмо сказала Ленка, — ну я выродок, а ты причем?
— Не смей, слова такие!
— Ты сама мне. Слово это.
А хуже всего было то, вдруг поняла Ленка, что случился с ними тупик. Кроме этих криков мама ничего не могла сделать, ведь не запрешь почти уже взрослую девицу, и не уехать куда-то в Африку, чтоб потерялся и след. Потому она будет орать, награждая Ленку оскорбительными прозвищами. И целыми днями пилить ее, попрекая.
Она вдруг изо всех сил захотела исчезнуть. Отсюда, совсем-совсем. Может быть, даже умереть, лишь бы не слушать, и не думать о том, что мать, конечно, права, все выходит так криво, косо, не как у всех. И возможно, это действительно, очень плохо. А еще…
Но думать совершенно не было сил.
Ленка вскочила, метнулась мимо матери снова в прихожую. Резко дернула к себе пальто, в которое вцепилась Алла Дмитриевна.
— Куда? На гульки свои собралась, юбку задирать?
— Мама, — шепотом сказала потрясенная Ленка, — замолчи, да заткнись же, нельзя так!
Вылетела в подъезд, шлепая тапками и держа у горла расстегнутое пальто. Сбегая по ступенькам, рванула дверь, ветер загудел, раскачивая и звеня пружиной. И столкнулась с маленькой почтальоншей, которая, охнув от неожиданности, не стала отходить в сторону, мешая Ленке выбежать.
— А вот вам, как раз, — быстро проговорила почтальонша, суя Ленке конверт, — а газет нету, завтра газеты, письмо вот.
Из дверей квартиры что-то крикнула мама, но увидев женщину, замолчала, и вдруг, к ошеломлению Ленки, поздоровалась, вполне нормальным голосом.
— Добрый день, тетя Вера.
— Газеты нет, — пропела та, лязгая замком почтового ящика, — завтра вот.
— Да. Конечно.
Ленка не стала слушать дальше, вышла, опуская голову и неся перед собой мятый конверт. Увидела край подписи и, остановившись, разжала пальцы. Ахнув, побежала, шлепая тапками, ветер холодил голые пятки и икры, халат облепил ноги.
В соседнем подъезде было тепло и тихо, сумрак разбавлял жиденький свет в пыльном стекле на двери. Ленка встала у батареи, отковыривая приклеенный клапан. Тот порвался посередке, и она, как все, оторвала сбоку полоску. Прерывисто вздохнула, непослушными пальцами дергая краешек сложенного листка.
