— Земляк! — гулко прокричал Кабан, заметив отца Димитрия. — Выручи. Двадцать рублей.
— Брат! — Митяй вмиг подскочил, пристроился сбоку и проникновенно заглянул в глаза. — Брат, эта, помоги! Трубы горят! Сам понимаешь, бывает, что приперло, помоги, а то, эта, копыта откинем.
— А ну отвалили от человека! — прогремела продавщица от прилавка.
— Не лезь, тетя Люда! — плаксиво попросил Митяй.
— Вы местные? — спросил отец Димитрий.
— А чьи ж еще-то? — презрительно хмыкнула тетя Люда. — Вы думаете, мы таких из города выписываем?
— Кровопийца! — обличил ее Кабан.
— Как разговариваешь! Попроси у меня еще!
— Бутылку столичной, три стакана и банку огурцов, — заказал отец Димитрий.
— И сигарет. «Примы» хотя бы, — попросил Митяй.
— Гулять так гулять! — кивнул отец Димитрий.
Все-таки было похоже, что погода налаживалась: просветы в тучах становились все шире, солнце уже надолго не исчезало. Пейзаж заиграл теплыми тонами, воздух очистился от влажной мути, потеплело.
Митяй с Кабаном привели нового знакомого на опушку рощи за кладбищем. Уселись на пригорке, под тремя березами, у стола, роль которого выполняла повернутая набок катушка из-под кабеля. Вокруг катушки был протоптан круг, все остальное пространство поросло высокой травой, тонкие стебли которой напоминали спутанные волосы. Склон круто спускался к излучине ручья, в этом месте довольно широкого. В гуще камышей виднелся деревянный помост — к нему от дороги, опоясывающей холм снизу, вела тропинка. За ручьем, на крутом холме, сквозь тополя проглядывал старый дом с колоннами. А левее тянулось поросшее бурьяном и кустарником поле, за которым — у самого горизонта — стояла стена леса, плавно загибающегося в сторону деревни. Когда выглядывало солнце, серый, похмельный пейзаж разительно преображался: грязная трава становилась золотой, искрами выблескивал ручей в камышовой гуще, загорались яркими красками кроны далеких тополей на холме у детдома.
— Отец Димитрий, а ты, эта, правда священник? — спросил Митяй, присаживаясь на бревно.
— Нет, — ответил отец Димитрий и уселся рядом.
— Глупостей не спрашивай, — посоветовал Кабан.
— А чего он в шинели?
— Хочется ему.
Кабан положил пакет на стол и начал методично выкладывать: стопку пластиковых стаканчиков, бутылку водки, баклажку пива, банку с огурцами, несколько штук нарванных по дороге яблок, сигареты. На дощатую поверхность стола, еще толком не просохшую, налипли листья, отчего казалось, что сверху лежит нарядная скатерть. Посреди деревянного круга имелась дырка, в которую была засунута пластиковая бутылка со срезанным верхом — в коричневой воде плавали разбухшие окурки. Митяй резко вскочил, сдернул со стола бутылку, с хрустом свернул крышку. Кабан расставил стаканы.
