Юноша, уже шагнувший было вперед, невольно оборачивается и смотрит по направлению его взгляда. И чувствует противную тошноту: к дому идут двое полицейских, медленно и важно выступая в своих плотно облегающих шинелях и блестящих сапогах. Теперь он уже не может уйти, его остановят. Бежать — глупо… Так, наверно, чувствует себя муха, попавшая в сети к пауку, — чем нетерпеливее спешит она выбраться, жужжа и суча ногами, тем сильнее запутывается в липкой паутине. Юноша сжимает зубы и вымученно улыбается.
— Что тут происходит, Семо? — спрашивает старший полицейский, здоровенный мужчина.
Хозяин по-свойски здоровается с ним за руку и, притянув к себе, шепчет что-то на ухо. Лицо старшего сосредоточенно, как оно и полагается при исполнении служебных обязанностей. Несколько раз он бросает на юношу испытующий и строгий взгляд. Потом подзывает его кивком головы.
Молодой человек приближается неохотно, на одеревенелых ногах. Единственная его надежда — матрос и собравшиеся любопытные.
— Ты зачем нарушаешь спокойствие, а?
— Ничего особенного не случилось, — говорит юноша. — Господин поднял шум из-за этих нескольких цветочков.
— Вот как? — огрызается хозяин. — А кто меня обложил, кто замахивался?
— Это неверно. Есть свидетели.
Юноша оборачивается к моряку, но тот смотрит исподлобья на отца и опускает голову. Молчит. Молчит и его мать, только часто-часто моргает глазами. Молчат и двое любопытствующих граждан — не хочется связываться с полицией, чтобы их потом таскали по судам. Но тут вмешивается услужливый сосед:
— Верно, господин старший, я сам видел. Семо сделал ему замечание, а этот, бродяга паршивый, замахнулся…
Хозяин торжествует. Юноша беспомощно озирается, проклиная в душе и этого сварливого человека, и людей, хранящих молчание. Старший гладит свои пышные усы.
— Давай, парень, следуй за нами, — говорит он, с ухмылкой поглядывая на хозяина.
— Я ничего не сделал, господин старший. Вы не имеете права арестовывать меня за…
— Вот как, права не имею? А ну, без рассуждений!
Юноша сжимает губы, и челюсти его каменеют; дальше разговаривать бесполезно. Теперь он ни на кого не смотрит и жалеет, что и в самом деле не ударил хозяина. День померк. Из глубины узкой улочки равнодушно поблескивает синий мертвый глаз моря. Полицейские сапоги отвратительно скрипят.
Юноша идет между двумя полицейскими, отрезвев от солнечного опьянения. Тревога, словно змея, впилась в его сердце. В руке он еще держит маленькое светло-розовое облачко. Его взгляд падает на него, он вздыхает: сейчас это лишь свидетельство его глупости и неловкости.
