Многие из присутствующих кинулись вперед, чтобы утихомирить юношу, но остановились, услышав его слова:
— Я скажу полным голосом то, что думают втихомолку сотни людей. Ты завидуешь мощи и отваге Эйрика Рыжего, Рюне! Завидуешь его молодости и силе! Ты хотел изгнать его навсегда, чтобы все забыли, что твой сын Торстейн — убийца благородного Торвальда Рыжего…
— Замолчи, Лейф! Заклинаю тебя, замолчи! — кричал Вальтьоф.
Но легче было бы остановить ураган. Глаза Лейфа метали молнии, а молодая кровь румянила бледные щеки…
— Так вот, раз все молчат, раз все викинги Исландии гнут спину, как рабы, я не побоюсь сказать то, что думаю!
Наступило молчание, прерываемое только криками чаек. Люди, схватившие было Лейфа, отступили и взглянули на юношу с уважением, которое невольно внушает храбрость.
Лейф повернулся к брату.
— Скьольд, — сказал он, — наша тайна принадлежит мне лишь наполовину. Разрешишь ли ты мне ее открыть?
Вальтьоф смотрел на сыновей так, будто они вдруг перестали быть плотью от его плоти, и в его круглых, слегка навыкате глазах можно было прочесть растерянность.
Рюне Торфинсон в последний раз попытался вмешаться:
— Вальтьоф! Я требую именем закона: прикажи своему дьяволенку заткнуть глотку!
Но люди, стоявшие в первом ряду, заметили, как внезапно дрогнул голос непреклонного старца. Его поблекшие щеки дрябло обвисли, а глаза стали похожи на две узкие щелки, в которых сквозила тревога. Красная шерстяная мантия болталась на его старческом теле, которое, казалось, на глазах у всех осело и съежилось, словно уклоняясь от удара.
Скьольд шагнул вперед. Отец не стал его удерживать.
— Лейф, — воскликнул он, — скажи им всю правду! Пусть у викингов развяжутся языки!
Лейф вскочил на большой камень у входа в Длинный Дом и поднял руку, чтобы произнести клятву.
— Слушайте меня, люди! Торстейн Торфинсон, убийца Торвальда Рыжего, прячется здесь, в Исландии, а его отец, Рюне Торфинсон, хранитель законов, вот уже полгода, как укрывает сына от приговора альтинга. С каких это пор в законах Исландии появилось два разных мерила?
Медленно повернувшись в сторону главного судьи, Лейф скрестил руки на груди и продолжал:
— Разве я солгал, Рюне Торфинсон? Разве твой сын Торстейн с женой Альфид и десятком рабов не скрываются в глубоких пещерах на северной стороне фьорда Аслакстунга? И разве он не спрятал за скалой свой дракар, сняв с него мачту?
По рядам пробежал глухой ропот, шум стал разрастаться, послышались бранные слова, удивленные восклицания, гневные выкрики. Однако Рюне Торфинсона так боялись, что никто не решился потребовать от него ответа на тяжкое обвинение. Меж тем закон викингов был ясен: под страхом суровой кары никто не смел приютить у себя преступника или оказать ему помощь.
