Наполеону, чтобы начать операции в Италии, пришлось для начала перевалить через Альпы, и этот редкостный маневр сам по себе считается чудом военного искусства и войсковой выучки. А вот до Москвы двунадесять языков дотопали, ни разу не встав на четвереньки. Будь у нас где-нибудь неподалёку от Смоленска хоть завалящий Сен-Готард, глядишь, и Бородинская битва не понадобилась бы, и Москва осталась целёхонька.
Русь ничем ниоткуда не прикрыта. Разве что Ледовитым океаном — от моржей да белых медведей. Она непоправимо зажата на своём неоглядном плоском просторе между изначально опережавшими её организационно и экономически, а зачастую и технически главными центрами силы евразийского мира: фанатично крестоносным (от плащей псов-рыцарей до крыльев «юнкерсов») Западом, всегда стремившимся навязать свою идеологию, и по-детски жестоким, безо всяких идейных изысков, а просто охочим до рабов и яхонтов Востоком.
Это положение не изменилось и по сей день.
Неизбывным, окаянным «общим делом» Руси были её отчаянные оборонные усилия. Её своеобразная центральная власть и бюрократия прежде всего были порождены необходимостью нескончаемо отстаивать и утверждать себя. Осознав себя самостоятельным очагом человеческой жизни, который не хочет и не может превратиться в задворки иных очагов и раствориться в них, ибо там ЖИВУТ ИНАЧЕ, Русь, Московия, Россия выбрала тем самым судьбу многовекового предельного перенапряжения ресурсов, экономики и культуры ради самосохранения.
Военное дело имеет свою логику. Одной из элементарных истин стратегии является необходимость борьбы за предполья. Они — хоть какая-то замена отсутствующим естественным преградам, которых не было, нет и никогда не будет. Если нельзя накидать на путь вражеского вторжения скал и рек — можно хотя бы отодвинуть от сердцевины страны, от колыбели народа тот рубеж, где очередному захватчику преградит путь наш первый эшелон. И уж пределом мечтаний является дойти до каких-нибудь гор или какого-нибудь моря, чтобы поставить их между собой и привыкшим к лёгким набегам соседом. Поэтому почти после каждой военной победы границы Московии оказывались ещё чуть подальше от Москвы, и ещё чуть подальше, и ещё…
По-православному совестливо относясь к тем, кто оказался внутри этих раздвинутых границ, Россия никогда не считала присоединённые или завоёванные окраины колониями. Наоборот, старалась по мере собственных русских сил и представлений сделать так, чтобы этим окраинам стало хоть немного, но лучше, чем было. Живите, как жили, помогайте, если захотите и сможете, и только против целостности государства не бунтуйте — а мы вас за то и накормим, и обогреем… Особенно это стремление проявилось в советское время: строились школы, дороги, заводы, обеспечивались рабочие места, создавалась местная письменность и лучшая в мире — на ту пору — система здравоохранения, национальным талантам все дороги были открыты… Кстати сказать, богоизбранные американцы на торжествах по случаям заключения с индейцами мира после стычек дарили коренным жителям материка одеяла, заражённые оспой. Русские поработители, ведомые параноиком и садистом Сталиным, ликвидировали оспу, холеру, чуму на всём подвластном им пространстве Евразии. Где теперь, между прочим, то тут, то там снова то оспа, то чума… Кто подарил нам одеяла?
