— Где? — накинулась на него Ванда.
— Во дворе.
Моя жена подняла голову и увидела меня на площадке.
— Иди сюда! — закричала она. — Надар слышал во дворе мяуканье!
Я неохотно спустился к ней: если бы я мог, то запер бы квартиру и вернулся на море. Надар настоял на том, чтобы пойти на поиски Лабеса вместе с нами, хоть я и советовал ему поберечься, остаться дома, ведь дождь не переставал. Мы кружили по двору и все втроем звали кота. Я никак не мог сосредоточиться, в голову лезли непрошеные мысли: хорошо, что дождь смыл следы крови; мы его не найдем, он выбрал надежное укрытие, чтобы умереть спокойно. Тем временем я наблюдал за соседом: он был маленький, сгорбленный, розовая кожа лица сильно одрябла, особенно на лбу и на скулах. Стану ли я в будущем похож на него, если, конечно, мне предстоит такое долгое будущее? Еще двадцать лет жизни. Двадцать лет: я и Ванда, Ванда и я, иногда Сандро с детьми, иногда Анна. Надо привести в порядок дом, вернуть ему прежний вид, нельзя попусту терять время.
Надар хлопнул себя по лбу: он вспомнил что-то важное.
— За эту неделю вам часто звонили в дверь, — сказал он.
— Кто это был?
— Не знаю. Но я слышал домофон.
— В нашем доме?
— Да.
Я спросил не без ехидства:
— Получается, вы слышали, как звонит домофон, но не слышали, как у нас в квартире бесчинствуют воры?
— Знаете, я ведь глуховат, — стал он оправдываться, — поэтому я привык напряженно вслушиваться в тихие звуки, а на громкие — почти или совсем не обращать внимания.
— Сколько раз звонили нам в дверь?
— Пять или шесть. Однажды я высунулся посмотреть.
— И кто это был?
— Девушка.
Поскольку Надар называл девушкой и мою жену, я попросил его описать звонившую.
— Маленькая, темноволосая, лет тридцати. Сказала, что ей надо разложить рекламу по почтовым ящикам. Но я ей не открыл.
— Вы уверены, что она звонила именно к нам?
— Абсолютно.
— А что потом?
— Потом к вам звонили вчера вечером.
— Опять она?
— Не знаю, их было двое.
— Две девушки?
— Мужчина и женщина.
Ванда, стоявшая у фонтана, сделала мне знак подойти. На ее худощавом, очень бледном лице выделялись зеленые глаза. Она сказала:
— Тут мертвая птица.
Я один понял, что она имела в виду: Лабес — неутомимый охотник за всякой пернатой дичью. Я оставил Надара и подошел к ней. Ее мокрые от дождя седые волосы прилипли к голове. Это еще ни о чем не говорит, сказал я ей, вернись в дом, а я пойду в полицию. Но она энергично покачала головой: ей хотелось пойти со мной. Наш сосед, все еще чувствовавший себя судейским чиновником, словно не уходил на пенсию двадцать лет назад, заявил, что может быть нам полезным. И увязался за нами.
