Вот Москва | страница 22



— В честь наших гостей первого полка слушайте трубы, кимвалы и литавры.

Ни труб, ни литавров никто не услышал, зато молодой человек у фортепиано с такой силой и вдохновением ударил по клавишам, что все сразу притихли. И так как Григорий Иванович все время, день и ночь, думал об одном и том же, он угадал в этой мужественной и громовой музыке отражение той нечеловеческой борьбы, которая предстояла его товарищам. Музыкант вдруг оторвал руки от инструмента, и последние созвучия прозвучали, как пулеметная трель.

— Прокофьев! — закричали вокруг и захлопали, можно было подумать, что рухнут стены дворницкой. Но тут оглушительно хлопнула дверь, и на пороге появилось новое лицо — красивый, смуглый кавказец в черной рубашке. Он был бледен, вернее, сильно напудрен, и казался еще бледнее от черной, расстегнутой до половины груди рубашки. Ручки двух парабеллумов торчали у него из-за пояса. Удивительнее всего было то, что пальцы его были унизаны бриллиантовыми перстнями. Что-то немыслимо сверкало и переливалось у него на груди.

— Анархия музам! — закричал он и бросил через все столы бутылку с золотым ярлыком. Она ударилась о край эстрады и разбилась вдребезги. Красивый парень и его товарищи заставили потесниться девиц и молодых людей у эстрады. Они заспорили, но вожак молча положил на стол парабеллум. Григорий Иванович разглядел то, что блестело и переливалось на груди вожака. Это была бриллиантовая брошь; он заколол брошью воротник рубашки.

— Налетчики — сволочи, — не слишком громко сказал Ваня Редечкин.

Григорий Иванович оглядел своих — фронтовые солдаты, красногвардейцы и матросы, — они тоже глядели на анархистов с любопытством и недоумением.

— Из Купеческого? — спросил себя вслух Редечкин.

Ясно, они пришли из Купеческого клуба, из дома под черным флагом на Малой Дмитровке.

— Мы, стало быть, на Дон, а они куда? — содрогаясь от ярости и отвращения, сказал Григорий Иванович. — Разоделся, как… как б… Ну, ничего, ничего.

— Приветствую будущих друзей, — гортанным актерским баритоном произнес вожак, — приглашаю присутствующих пировать. Музыки, песен, стихов!

— Фра-Диаволо! — перебил его с эстрады мужчина с лорнетом, — предоставьте события естественному течению, мы позаботимся о вас, — он смело и даже презрительно смотрел на анархистов в лорнет, — итак, читает стихи…

— Заткнитесь, рыжий! — закричал вожак. — Мы привели с собой артиста, слезай-ка со сцены, лиловый негр вам подает манто!

И тут же на эстраде оказался пьяный смуглый мужчина с жемчужиной в галстуке. Он хлопнул себя по животу, гнусно подмигнул и начал: