— Не могу, барин!
— Почему?
— Сами посудите — аренда высокая, никак не справиться, — начала Ээва. — Надо выручить с быка аренду за полгода. — И она пошла перечислять все налоги и расходы: в церковь, в школу, в волость, кузнецу, портному — всюду, — а хлеб стал дешевый.
Тем временем господин внимательно осматривал Пуню со всех сторон, совсем как хороший врач больного, — даже пропустил его хвост сквозь пальцы.
— Семьдесят шесть рублей крайняя цена! — сказал он серьезно.
— Может, барин прибавит? — заикнулась Ээва.
Глаза господина заблестели.
— Слушай, старина, ты что это, нищий, что ли? — сказал он сердито. — Я уже набавил тебе рубль. Бери! Такой цены никто тебе не даст. Solche dumme Menschen, diese Bauern[7], — пробормотал он под нос.
Яан размышлял. Ээве стало жалко своего быка.
— Ну, решай скорее! — рявкнул господин. — У меня нет времени!
Он немного подождал.
— Может, барин приплатит хоть еще на булку? — запросила Ээва.
— А сколько ты сама тогда стоишь? — резко спросил барин, повернулся и пошел; сидевшим на телеге не было слышно, что он добавил по-немецки.
Вдруг барин повернулся и сердито спросил, глядя на красивого быка:
— Семьдесят шесть рублей — идет?
— Будь по-вашему! Идет! — крикнул Яан.
Ээва чуть не прослезилась. Она повнимательнее присмотрелась к барину, который так скупился. На левой щеке у него был шрам, на правом веке чернела бородавка. «Чего бы ему стоило выложить сейчас все восемьдесят?» — думала Ээва, но она ничего не сказала, боясь рассердить злого господина.
Барин кривыми ножницами выстриг на спине у быка букву L и XXXV, значения которых ни Яан, ни Ээва никак не могли понять. С каждым лязгом ножниц Ээвино сердце все сильнее сжималось от печали. Ей вспомнилось, как она выращивала Пуню.
— На племя? — решилась спросить она.
— На откормку и на убой! — ответил презрительно барин.
Ээва вздохнула.
И когда Пуню отвязали и Яан с пастушком собрались вести его, Ээва слезла с телеги, погладила своего быка и отвела глаза в сторону.
— Вот и нет уж больше нашего Пуню! — вздохнула она, и ее нижняя губа задрожала. Ээве было очень жаль быка.
Домой Яан возвращался пьяным.
— А где Пуню? — спросил дома Юку.
— Барин увел Пуню!
— К себе? — спросил Юку, и губы его тоже задрожали.
— Не плачь, не плачь! — утешала его мать. — Мы ведь получили деньги! — И мать дала Юку конфетку.
— Деньги, деньги! — продолжал ныть Юку. — За нашего хорошего Пуню денежки!
У Ээвы на сердце стало еще тяжелее.
6
На следующий день утром Яан пошел на мызу платить арендную плату. Было уже так заведено, что хозяева расплачивались за аренду только что вырученными на базаре деньгами. А заодно на мызе, точно на второй ярмарке, снова вспрыскивали продажу.
