Настроение его вконец было испорчено. «Хуже всех бед, если денег нет, — подумал он, — будь я с деньгами, неужто мы бы ругались из-за этого теленка?» Он понимал, что и Ээва, и Кадри по-своему правы: одной хотелось помочь хозяйству, другой — сохранить хозяйское добро. И, охая, он полез на полати, устроенные рядом с печью у стены: две вделанные в стену перекладины, наружные концы которых прикреплены к столбам, упиравшимся одним концом в потолок, другим в глиняный пол, на перекладинах доски, на досках солома, под головой соломенная подушка, — и постель Яана готова. Здесь он любил отдыхать после работы. Хотя обычно он спал в задней комнате, вместе с Ээвой, на грязной, полной клопов деревянной кровати, в которой также была настелена солома, менявшаяся один раз в месяц, но сегодня ему опять захотелось растянуться на полатях. Эти полати были устроены когда-то для батрака, но теперь Яан не мог круглый год держать работника. Он справлялся собственными силами, разве что изредка нанимал себе в помощь на лето пастуха.
Растянувшись здесь, на полатях, глядел он в грязный, покрытый серыми пятнами потолок (его шесть лет назад, к свадьбе Яана, чтобы освежить, немного подмазали известкой). Лежа так, ему было удобно рассматривать комнату. Да, она, если приглядеться повнимательнее, выглядит, пожалуй, чуть пестроватой, хотя уже успела приобрести тот красивый угольно-черный, смоляной блеск, какой бывает у стен в курной избе.
Красноватое мерцание лучины в очаге придавало комнате строгий и печальный облик. У задней стены, точно крепость, расположилась большая печь с каменкой; грела она комнату хорошо, но зато и дров требовала немало. Яан уперся в нее ногами, и подошвы его стали постепенно согреваться. Он немного подтянул ноги и повернулся на бок. Теперь перед ним была передняя стена с дверью в сени. В головах была стена, откуда дверь вела в хлев; в другой, боковой стене была дверь в горницу. Таким образом, жилая комната со всех четырех сторон граничила с другими помещениями: спереди были сени, сзади — амбар, с боков — горница и хлев. Таково было жилище Яана. Большая комната без окон, совсем как хлев; разница между нею и хлевом состояла лишь в том, что здесь возвышалась большая печь да посреди комнаты стоял стол с остатками еды, а в очаге мерцала лучина. Пустота и черная тишина комнаты вызывали у Яана мрачные мысли.
«Долго ли мне еще мыкаться? Какая у меня в жизни радость, какое веселье? Все кругом так же темно и черно, как и в этой комнате. На кого я работаю? На себя? Только чтобы брюхо набить! Да и чем набивать-то? Болтушкой да салакой!»
