— А ты подумала, сколько такой немец у тебя молока сожрет? — кисло заметила Кадри. — Глянь-ка на сегодняшнюю похлебку — черная, как свиное пойло. А все — твой теленок! Сегодня спрашиваю у Тоомаса из Оя — он тоже был на мельнице, — как он их выращивает. Тоомас и говорит: «Ведь вот какие они паршивцы! Как только дашь ему пойла из муки или похуже — смотри — уже и вши завелись, и понос привязался, а там того и гляди, как бы не издох!» А мало он их закопал? Они, проклятые, сластены! Или ты думаешь, тебе особенный достался? Смотри, как бы не пришлось свезти его на дровнях в болото!
Тут Ээва уже не выдержала.
— Что это вы со стариком на меня набросились! — в сердцах закричала она. — Что я ни сделай — вам все плохо. А на ком, как не на мне держится ваш хутор! Где мои сто двадцать рублей? Я была богатой невестой, когда Яан за меня посватался. Я могла бы не такого мужа дождаться. А тут сиди голодная да надрывайся, как раба, как негр какой-нибудь!
— Это ты-то негр? — взвизгнула Кадри. — А кто же тогда я, по-твоему? Тоже мне, нашлась! Сама дома валяется, а я… только знай работай! А кто мне хоть копейку за это дал? Да еще и ругают вдобавок тебя, и кто ругает-то? Иба, дочь старого Лиса!
— Какая такая дочь Лиса? Кто это дочь Лиса? — вскипела Ээва, сверкая глазами.
Прозвище «Лис» пристало к ее отцу из-за его рыжей бороды и рыжих волос. Да и у самой Ээвы волосы были рыжеватого оттенка.
— Ах ты, старая карга, рухлядь ты этакая!
— Ну-ну, — заворчал хозяин, который по натуре был спокойного нрава. — Потише вы! Чего ругаетесь? Неужто нельзя говорить по-хорошему? — На его языке это означало попросту «заткните глотки!».
Слово «ругаетесь» окончательно вывело Кадри из терпения.
— И сама ты тоже настоящая лиса, рыжая стерва! — закричала она.
Тут уж и Ээву прорвало. Она замахнулась было на Кадри, но Яан, вскочив, стал между ними и рознял ссорящихся женщин. Ээва заплакала.
— Вот как со мной здесь обращаются! — причитала она. — Собственный муж позволяет меня ругать!
Хоть Яан и увещевал их: «Ну, ну, да на что это похоже!» — однако женщины не успокоились, и ссора тянулась до конца дня.
Ээва убежала к себе в горницу и там опять принялась выть. Кадри, ворча себе под нос, осталась в комнате. Хозяин сел у очага, закурил трубку и, пуская еле заметную струйку махорочного дыма, дал волю своим мыслям: «Не хватало еще слушать ругань из-за этого дурацкого теленка! Тоже мне! Завтра же…» — Но Яан и сам не знал, что он хотел этим сказать…
