— Чего тебе?
— Давай покачаемся на качелях?
— Больше ничего не хочешь, дура?
— Ты грубый. Но ты все равно мне нравишься…
Так с ним не разговаривала еще ни одна девчонка. На лавочке, где сидели конструкторы и испытатели ракеты, установилась мертвая тишина. Такая же тишина устанавливалась на уроке английского, когда учительница спрашивала, кто хочет ответить. Он медленно приблизился к качелям, намотал на ладонь распущенные волосы девчонки. Они пахли небом, воздухом, каким он бывает за мгновение до грозы, когда гром еще не разрушил тишину, а в воздухе пульсирует болезненная неземная свежесть. Он вообразил себя разведчиком, изловившим вражескую радистку. Легонько дернул за волосы. По руке пробежал слабый ток. Девчонка смотрела ему в глаза. «Ага, решила завербовать!» — отдернул руку. Он так и не определил, какого цвета ее глаза, они столь же трудно поддавались определению, как запах ее волос, как небо, как многое в мире.
В этот момент возле помойки раздался взрыв, и он забыл про девчонку. Ракеты на месте не было. Она прекратила существование предательски, так и не сделав попытки подняться в воздух. В помойном баке образовалась большая рваная дыра, контурами напоминающая Африку. Бак, можно сказать, тоже прекратил существование. Из подворотни бежали милиционер и дворник.
…Через некоторое время он встретил девчонку, когда шел через детскую площадку с родителями. Отец только что вернулся из Вологодской области и успел всем надоесть рассказами, как в деревнях под Тотьмой в праздники женщины ходят в красных сарафанах.
— Я тебе что-то покажу! — позвала девчонка.
Качели чуть слышно поскрипывали. Он взглянул на ее худые ноги в белых гольфах и подумал, вряд ли такая сумеет как следует раскачаться. Волосы девчонки по-прежнему вырабатывали электричество. И по-прежнему он не знал, какого цвета ее глаза. Зато лицо было белым как снег.
Она вытащила из кармана зеленоватую овальную стекляшку:
— Посмотри на солнце.
Он поднес стекляшку к глазам. Окружающий мир странно изменился, словно погрузился в укропное масло. Во-первых, вместо солнца он увидел в небе распластанные крылья какой-то жуткой птицы, ее же, похожую на гвоздодер, голову, длинный и острый, как копье, клюв, которым она непрерывно склевывала с земли людей, словно они были рассыпанной крупой. Во-вторых, у несчастных крупяных людей вовсе не было лиц. Безглазыми, безгласными покорными инфузориями плавали они в укропном масле, точно в формалине.
