Я никогда не давала людям второго шанса — обычно.
Как только кто-то утрачивал моё доверие, на этом для меня все заканчивалось.
Даже если я не отрезала их от своей жизни, они никогда больше не пробирались за ту жёсткую защитную стену вокруг моего сердца. Они меняли категорию, навечно оказываясь под пометками «небезопасно», «не заслуживает доверия», «не семья».
Я никогда не видела этого прежде и не осознавала, насколько суровой была эта система классификации.
Однако Блэк был другим.
Я не могла просто убрать Блэка на полочку, хотя какая-то часть меня пыталась это сделать.
С ним я подняла вокруг своего сердца тот же барьер, что и со всеми, кто пугал меня до чёртиков. Я воздвигла стену, даже не понимая, что сделала это, и что это причиняло мне страдания. Это делало нас обоих несчастными.
Я чувствовала, как это постепенно просачивается в мозг Блэка — реальность того, что он сделал; реальность того, как я отреагировала на то, что он сделал.
Как только это случилось, его страх расцвёл в полноценный ужас.
По правде говоря, многое из того, что произошло потом, казалось сплошным размытым пятном.
Я знала, что била его. Не горжусь этим, но помню, как делала это.
Я знаю, что я ломала что-то. Я знаю, что мы кричали друг на друга. Я помню, как мы оба плакали. Я помню, как плакал Блэк, и глубина его эмоций напугала меня в совершенно иной манере, чем меня пугало его безразличие.
Я также помню, что потребовала, чтобы он показал мне каждую чёртову секунду, что он помнил из дней, проведённых в Нью-Йорке.
Когда он сделал это, и мы оба снова начали плакать, я потребовала, чтобы он показал мне каждую секунду, что он провёл с кем-то другим после встречи со мной. К счастью, за исключением нескольких ночей с Фа в Бангкоке, практически ничего и не было. Я даже не могла злиться на него за Фа, потому что тогда мы не были вместе, и в любом случае, после Йена я явно дала Блэку понять, чтобы он держался на расстоянии.
На самом деле, между нами стоял именно Нью-Йорк.
Я не знаю, как именно мы с этим справились.
Я даже не знаю, когда именно все снова сместилось и превратилось в нечто иное.
Я не знаю, то ли я что-то сделала, то ли он что-то сделал, то ли нечто естественное в связи нашего света заставило все раствориться.
Но в какой-то момент это смещение наконец произошло.
Может, все дело в его готовности показать мне все, включая каждую секунду того, что он чувствовал, что он думал, чем руководствовался. Может, все дело в том, что я видела, насколько им двигал страх за меня. Навязчивое желание устранить Брика было вызвано не только травмой, гордостью или страхом за свою шкуру, но и беспокойством за мою безопасность.
