Поднялись сначала по тёмной лестнице. Затем пробирались по узкому проходу, скупо освещённому из зарешеченных отверстий. Но шли недолго. Вскоре узника втолкнули в дверь, и он очутился в полутёмном помещении. На громоздком дубовом столе гнулась под собственной тяжестью высокая ещё свеча. Огненный хвост на ней попытался оторваться от своего основания, но ничего не получилось, и он отчаянно, по-бабьи, затоптался на месте.
— Подойди сюда, — раздался голос.
Это сказал человек, сидевший в тени. Лицо его утопало в густой бороде. В руках он держал гусиное перо, которое время от времени пихал в чернильницу.
Узник, заметив на полу под ногами свежие влажные пятна, не смел их перешагнуть. Но подтолкнули в плечи приведшие злодеи.
— Зачем украл боярское добро? — нехотя и равнодушно спросил бородач.
Узнику отлегло от сердца. Ему почудилось, что пятна под ногами — это просто доказательство того, как часто моются здесь полы.
— Мы ничего не воровали. Мешок валялся на дороге. Наверное, выпал из чьих-то саней. Мы просто подобрали.
— Зачем?
— Ну, хотели отдать.
— Кому? Где?
— В монастырь. Кому уж придётся.
— В какой монастырь?
— В Чудов.
Сидевший за столом бородач подпрыгнул на месте.
— Ты хочешь сказать, — завопил он без злости, а словно бы ждал подобного ответа и был теперь доволен, — будто в Чудовом монастыре принимают ворованное? Ври, да не завирайся. Бога да архимандрита не забывай! Ну-ка всыпьте ему для острастки батогов!
Злодеи с готовностью подхватили узника и потащили его вглубь помещения. Он не успел опомниться, как уже был брошен на узкую деревянную скамью, привязан к ней ремнями и как на его спину посыпались режущие удары.
Длилось это, правда, совсем недолго.
— Хватит! — равнодушно, но громко приказал бородач.
Узника окатили водою и возвратили на прежнее место, перед столом. Свеча на столе как бы снова взметнула над собою руки.
У злодеев все получалось без задержки.
Но пока его вели, он различил в полумраке какие-то крюки, намертво вделанные в стены, какие-то свисавшие с потолка цепи и красные широкие ремни — и волосы на голове у него встали дыбом.
Вот о чём говорил старик... Вот о какой кровушке...
Но чей же это дом? Голицыных, Романовых, Черкасских, Шуйских... Господи!
Он уже начал догадываться, какое отношение может иметь всё замеченное к нему лично.
— Ну, теперь скажешь, зачем воровал бояриново добро?
У несчастного оставалось последнее средство защиты.
— Видит Бог, — сказал он, — мы не виноваты.
