Он проговорил:
— Цыц! Молчать. Ничего не знаешь и судить не смеешь. Ибо сказано: «Не судите да не судимы будете!»
А бедняжка ответила с неожиданной резкостью:
— Вы нас бросили, выбрали себе другую жену, обрекли на горе... Нет, не я, но Всевышний осудит вас. В Йом Кипур, страшный День Искупления, Судный день! — Всю её начало трясти, слёзы побежали из глаз, и гримаса отчаяния исказила прелестное личико.
Царь поднялся, отшвырнул скамеечку, грозно произнёс:
— Ну, до Йом Кипура надо ещё дожить. А сейчас распоряжаюсь я. И моей воле будешь ты подвластна! Вот моё решение: дни свои коротать станешь вдалеке от Итиля — в городе Дорос на Тавриде! На краю хазарской земли! Без моей любви и внимания! Ты противна мне. Дочки больше нет у меня. — И ушёл, громко хлопнув дверью.
Девочка легла на ковёр и бесстрастно прошелестела:
— Мама, маменька, до чего же больно! Ах, зачем вы меня покинули — и с собой не взяли в лучший из миров?..
С детства Ирина знала — по рассказам и книжкам — сколь прекрасен город Константинополь. Он стоит на Босфоре и собой олицетворяет силу православного мира. И считается Новым Римом — греки называют поэтому всю свою империю «Романией», а её язык (новогреческий, утончённый) — «ромейским». Здесь живёт Патриарх — равный по могуществу Папе Римскому. Здесь живёт император, и его дворец — знаменитый Вуколеон — не сравнится по красоте и масштабности ни с одним из дворцов западных монархов. А Святая София! Что за чудо этот собор — беспримерный, фундаментальный, поражающий абсолютно всех, кто в него вошёл, — золотом, мозаикой, фресками, паникадилами, высотой колонн и величиной купола, неохватного взглядом... А библиотека с сотнями и сотнями тысяч томов и свитков! А Константинопольский университет с богословским и юридическим факультетами!.. В общем, не просто город, а почти что восьмое чудо света!
И когда бывшая царица Хазарии оказалась на пристани Золотого Рога и затем в колонне рабов, стукая по тёсаным камням мостовых деревянными подошвами сандалий, прошагала по улицам этого старинного мегаполиса, удивляясь его домам, ипподрому и зоосаду, утвердилась в мысли: да, Итиль и Магас, вместе взятые, — захолустные деревеньки по сравнению с грандиозной столицей Византии! И народ на площадях выглядел под стать. Нет, конечно, и здесь хватало нищих, оборванцев, попрошаек-мальчишек, портовых проституток и кликуш-юродивых; так же, как в Шахрастане, от торговых рядов доносились зычные крики зазывал и воняло рыбой; но зато наряды аристократии, конные повозки и паланкины, облачение воинов потрясали изяществом, утончённостью и богатством. Дорогим паволокам, вышитым согдийским шёлком, и узорной китайской саржи не было числа! Даже невольничий рынок, находившийся на площади Тавра, не производил впечатления ямы или помойки; правда, тут же, на этой площади, продавали не только людей, но и овец, что подчёркивало полное тождество рабов и животных; но сидели пленники, ожидавшие торга, не на голой земле, а на лавках, и от солнца их защищал полотняный тент; рядом бил фонтанчик с водой — можно подойти и напиться; а нужду справляли в специальных отхожих местах, не у всех на виду, за перегородкой из дерева, нависавшей над выгребной ямой.
