— О, великая и мудрая, чьё прекрасное лицо затмевает солнце, а глаза блестят, словно звёзды в полночь! Я с плохой новостью, прикатившейся к нам из Итиля-города...
Побледнев, женщина спросила:
— Вы о чём? Говорите быстрее.
— О, достойная и смелая, собери свою волю и внимай. По приказу каган-бека, были лишены жизни трое ваших детей: и Давид, и Эммануил, и, само собой, Элия. Горе нам, горе! Видно, злые силы замутили разум Иосифа, раз он пожелал смерти сыновьям... — И раввин искренне заплакал.
Но зато аланка сидела оцепенелая, онемевшая и смотрела на него с удивлением. Еле слышно произнесла:
— Я не верю. Быть того не может. Он мне обещал.
— Нет, увы, — отозвался священнослужитель, тяжело вздыхая. — Нам сказали точно. Уважаемые купцы, продававшие в Итиле вино... Три могилки в склепе его величества. С надписями имён трёх царевичей.
— Замолчите, слышите? Всё равно не верю! Я пошлю надёжного человека, чтоб разведал. И тогда решу...
Государыня словно помешалась: несколько недель, ожидая возврата лазутчика, ела очень мало, на прогулки не выходила, но почти беспрерывно молилась, призывая Силы Небесные сохранить и помиловать её добрых мальчиков, дать ей успокоение в жизни. Только в середине месяца Шевата, к празднику Нового года деревьев («Ту би Шеват»), прискакал гонец из столицы. Не очистив даже грязи с сапог, он прошёл в комнату царицы. Из-за двери раздался слабый женский вскрик. А затем послышался и голос посыльного: «Помогите! Скорее! Наша госпожа без сознания!..» Ирму откачали с трудом.
Первые десять дней она проболела, не вставая с кровати, но потом силы к ней вернулись. И уже к празднику Пурим чувствовала себя крепкой, подарила слугам и горничным по серебряному шэлэгу и в охотку ела треугольные пирожки из сладкого теста с маковой и медовой начинкой. А, оставшись наедине с Кофином, без обиняков задала вопрос:
— Полон ли ты прежнего желания — разгромить Итиль?
Комендант почтительно поклонился:
— Несомненно, ваше величество. Даже больше — после скорбных вестей о бесчеловечном поступке Иосифа.
— Славно, очень рада. Я хочу уехать в Магас не позднее первых чисел Нисана, как слегка просохнут горные тропы.
— Сделаем вид, будто вы сбежали?
— Сделаем вид, будто я умерла. Так надёжнее.
— Сарра останется с нами, в Хазар-Кале?
— Да, с тобой и Тамарой. Отвечаете за неё головой.
— Не тревожьтесь, ваше величество, сохраним её, как родную дочь. Скольких человек вы возьмёте в сопровождение?
— Двух мужчин, не более. Самых надёжных, преданных мне всецело, — Ибрагима и Абдуллу. Я их знаю двенадцать лет, и они без раздумий пожертвуют жизнью ради меня.
