- Здесь целый рубль, - настаивала тетя Груша.
- Как это он уместился в одной монетке? - не поверила я.
Тетя Груша рассердилась.
- Отдай назад! - и схватила меня за руку.
- Ну и возьми! - обиделась я и бросила монетку на асфальт.
Монетка бледно звякнула рядом с ее сапожками "прощай мо-лодость!", покрутилась на месте, тоненько напевая: "Прощай, про-щай...", и замерла. Тетя Груша тяжело нагнулась за ней. Я ду-мала, что она скажет, когда разогнется. Но она молча выпрямилась и печально посмотрела на меня.
- Давай поговорим, - предложила я.
- Нет, - отказалась тетя Груша, - я больше не буду с тобой разговаривать.
- Никогда? - удивилась я.
- Никогда.
- А кто же будет мне читать? - заволновалась я.
- Не знаю...
- Может быть, дядя Кирша?
- Вряд ли, - усомнилась тетя Груша, - у него очень много дел.
- А кто тогда? - тревожилась я. - Натка? Но вряд ли она согласится. Аленка? Но она не умеет читать... Кто, скажи!
Но тетя Груша молчала. Я видела, что из ее синей сумки тор-чит корешок "Питера Пена" и что напротив магазина, из которого мы только что вышли, находилась библиотека.
- Послушай, - ласково сказала я и потянула ее за рукав. - За что ты рассердилась на меня?
Но она продолжала молчать.
- За что...
И тут вдруг в глазах стало тепло и тяжело. Мои пальцы, лежащие на ее рукаве, расплылись, а буквы на корешке "Питера Пена" стали широкой белой полосой.
Мы стояли у светофора, и его веселенький красный огонек, упрятанный под круглое стекло, вдруг вытянулся и погас. За ним тотчас зажегся желтый, но не круглый, а такой же вытянутый, и так же задрожал под толстым стеклом, просясь наружу. Машины встали, и мы пошли через дорогу. Я шла и смотрела вниз: мои коричневые сапожки расплывались.
- Стой, милая! Стой!- услышала я над собой громкий плачу-щий голос.
Я подняла мокрое лицо и остановилась. И тетя Груша остано-вилась тоже.
Вместо того чтобы застыть на зеленый свет рядом с други-ми машинами, по дороге медленно, но упорно шла белая лошадь-тя-желовоз и тянула за собой телегу с мужиком в телогрейке. Мужик дергал за поводья, умоляя, чтобы она встала. Она оглядывалась на него, ласково кивала и продолжала идти. У нее были тяжелые копы-та, мокрые широкие глаза и редкая грива. У мужика на телеге были тяжелые короткие ладони и точно такие же мокрые широкие глаза.
- Стой, милая! - певуче прокричал он.
Лошадь снова оглянулась на его ласковый голос, ласково взгля-нула на него и остановилась как раз посередине перехода.
