- Почему ты тащишься за мной? - спросила я его на Вспольном.
- Потому что я живу напротив тебя, - ответил он. - Я иду домой!
Мы с бабкой Мариной и полковником жили на втором этаже, но окно моей комнаты выходило на крышу первого. Корнелий сказал, что так не дело, и нанял рабочих. Они поставили решетки. Но втайне от бабки Марины и Корнелия я вылезала по ночам посидеть на крыше. Однажды в доме напротив я разглядела в окне рыжую тонкую мать Должанского. Татары-дворники с третьего этажа увидели, что я ночами сижу на крыше, и сбросили вниз гнилую вермишель в полиэтиленовом мешке и дохлую утку.
Однажды у татар сгорел холодильник. Дымом затянуло весь подъезд. Серый и тяжелый, он выполз на улицу.
- Ой пожар, пожар, пожар! - кричала бабка Марина, выбежав на лестницу.
Корнелий вызвал пожарную. Пожарники в касках вынесли почерневший холодильник в подъезд. Прибежали мальчишки и бабки из соседнего дома. Я бежала вниз по ступенькам в демисезонном пальто и утепленных штанах и кашляла от дыма. Должанский с любопытством смотрел.
Полковник Корнелий сказал татарину Раулю:
- Ты выбросил дохлую утку на крышу и сжег холодильник! Я договорюсь с ЖЭКом, тебя выселят.
- Не надо, хозяин! - взмолился дворник Рауль.
Наутро Лидка Яготтинцева сказала:
- На Вспольном, моя бабушка говорила, был пожар... Татары подожгли те-левизор.
- Да, да! - радостно подхватил Должанский. - Вот эта дура чуть не задохнулась!
После паузы Лидка Яготтинцева попросила списать физику:
- Вадик, дай тетрадку!
Должанский отказал. Его отлупили.
Часто Вадим Должанский бежал в школу впереди меня, в вязаной шапочке с отворотом, и его помпон из цветных ниточек раскачивался от бега... Должанский с помпоном и я. Так мы были одного роста.
Мне стало пятнадцать лет. Я смотрела на моих одноклассников и думала: "Ну ничего, в следующем году и у меня будут друзья... Во дворе... В другой школе... Кто-нибудь из них..."
Я проходила мимо наших подросших мальчиков и слышала:
- У Лидки Яготтинцевой опять хата пустая... Как в тот раз - видак, музыка...
Я замирала от зависти. Думала: "Может меня позовут?" Но меня не звали. Мои одноклассники перестали меня дергать, только иногда лупили Должанского. Он вытянулся, похудел до какой-то синевы, почти до прозрачности, как отроки Нестерова, только улыбка у него была другая, как рябь на воде. Девочки стали с ним ласковы.
- Вадик, дай тетрадь по алгебре, - просили они.
Он отказывал. А мальчики встревоженно говорили:
