Он умолк, сложил узловатые ладони на животе и, выпятив челюсть, важно обозрел сидящих. А потом вдруг брякнул ни с того, ни с сего:
— Вас, сопляков, учить и учить. Чтоб роздыху не знали. Возить мордами по дерьму. Намаетесь — будете впредь умнее. Меня-то, думаете, меньше гоняли? Суровый Тепляк спуску не давал…
Все молчали, озадаченные его словами, а вождь подытожил:
— Община ждет, что мы вернемся с добычей. Придем без добычи — проклянут. И уж коли Огонь послал нам Большого-И-Старого, мы должны принять Его дар, хотя бы даже и в мертвом месте. Я сказал.
Огонь белесыми нитями просочился сквозь пелену дымных демонов, молочно растекся над тундрой. Серое покрывало снега пучилось холмами, морщилось, шло комками. Казалось, будто огромная рука плеснула масла на горячий металл: вместо ровного пространства — сплошные складки и бугры. Таково оно было, мертвое место.
Головня вспомнил слова Отца Огневика: «Безмерный в гордыне и зависти, Лед восстал на всеблагого Брата, и вот, место жизни стало мертвым местом. Там, где слышался смех, ныне тишина. Там, где сиял Огонь, ныне властвует тьма. Там, где ключом била жизнь, ныне торжествует смерть. Лед показал свой лик! По нескончаемой злобе своей он — враг всех творений Огненных. Там, где есть он, не может быть нас. Там, где есть мы, не может быть его».
Пламяслав говорил о том же проще и внятней: «Дайте волкам растерзать вас, дайте холоду сковать ваше тело, дайте демонам отравить вас, но никогда не подходите к мертвому месту. Тот, кто попадет туда не выйдет обратно. А если выйдет — недолго протянет».
Вот оно, мертвое место. Средоточие Ледовой скверны. Одно из многих. А сколько их разбросано по тундре? Бог весть…
Отчего же старик так безмятежен? Он, который пугал всех необоримой скверной, теперь оставался благодушен как сытый медведь. Будто не в мертвое место они попали, а к соседям в гости. Головня спросил об этом.
— Видение было мне во сне, — объяснил дед. — Явился отец мой и сказал слово заветное. Так что нам это место ныне не страшно.
— Что ж за слово-то?
— А этого тебе знать не положено.
И сразу от сердца отлегло. Уж если Пламяслав говорит — значит, так и есть. Ему-то мудрости не занимать. Самый старший в общине. Даже Отец Огневик — и тот младше.
С утра помолились за удачу дела и за оборону от злых сил. Головня тайком извлек шейный оберег, дотронулся до него губами, сжал крепко в ладони, проговорил заклятье от духов тьмы.
Светозар повел родичей по вчерашнему следу. Ехал чуть поодаль, словно нарочно сторонился родичей. За ним, поотстав, двигался вождь, потом — Головня и Сполох, затем — Пламяслав, ну а последним — Огонек на собачьей упряжке.
