Брат перевел взгляд с меня на отца и только потом сказал:
– Я занимаюсь с трехлетнего возраста, маэстро.
Маэстро Антониус фыркнул.
– Дай угадаю: фортепиано, теория и история музыки, композиция, так?
– Да, маэстро.
– Полагаю, отец также обучал тебя французскому и итальянскому?
Йозеф окончательно растерялся. Помимо немецкого языка и баварского диалекта, мы совсем чуть-чуть говорили на французском, а из итальянского знали разве что музыкальные термины.
– Ладно, вижу, что не учил, – маэстро небрежно махнул рукой. – Ну, – он кивнул на скрипку в руке Йозефа, – посмотрим, что ты умеешь.
В голосе старого маэстро звучал неприкрытый скептицизм и презрение. Должно быть, он задавался вопросом, почему Георг Фоглер до сих пор не свозил своего отпрыска ни в одну из столиц, если парнишка действительно чего-то стоит.
«Потому, – с обидой подумала я, – что папа видит не дальше дна пивной кружки».
– Итак? – выразил нетерпение маэстро, видя, что Йозеф колеблется. – Что ты нам сыграешь?
– Сонату Гайдна, – слегка запинаясь, промолвил брат. Внутри у меня все сжалось от сочувствия.
– Гайдн? Нет у него ни одного путного произведения для скрипки. И какую же именно сонату?
– Н-номер два. Ре мажор.
– Тебе, очевидно, нужен аккомпанемент. Франсуа!
Рядом с маэстро Антониусом буквально из ниоткуда возник паренек. Пораженные его внешностью, мы с Йозефом едва не подскочили на месте. Трудно сказать, что удивило нас больше – красота молодого человека или темный оттенок его кожи.
– Это Франсуа, мой ассистент, – объявил маэстро Антониус, не обращая внимания на изумленные ахи публики. – К сожалению, он не скрипач, зато клавишными инструментами владеет мастерски.
От издевки маэстро мои брови невольно поползли вверх. Юноша в напудренном парике, одетый в безукоризненный сюртук из парчи цвета слоновой кости, расшитый золотом, и замшевые бриджи, напоминал скорее симпатичного фаворита, нежели помощника музыканта. Сердце кольнул страх: что вообще за человек этот маэстро Антониус?
Йозеф прочистил горло и метнул на меня взгляд, исполненный панического страха. Мы с ним репетировали в дуэте, дуэтом планировали и выступать. Я шагнула вперед.
– С вашего позволения, маэстро, я сама хотела бы аккомпанировать брату.
Только теперь маэстро Антониус заметил и меня.
– Кто это? – осведомился он.
– Моя дочь Элизабет также обучена музыке, – сообщил папа. – Прошу извинить ее, маэстро. Я лишь уступил детским просьбам.
Я поморщилась. Да, папа учил меня музыке, но не потому, что я этого заслуживала, а потому, что так было нужно для его целей. Я служила дополнением, выполняла роль концертмейстера и полноправным музыкантом не считалась.
