– Ну вот, похоже, мы нашли основу для взаимопонимания, – удовлетворенно сказал я, ссориться с призраком я не хотел, не было желания проверять, как именно он может мне напакостить, мне нужно было лишь встроить его в командную цепочку на более низкой позиции, чем моя, – а теперь поговорим конструктивно. Ответь только на вопрос, все ли твой король сделал бы для своей любимой?
– Для Кхелатси-то? Все, что угодно, что может сделать воистину благородный человек, а не мошенник!
На последнем слове призрак осекся, по его мимике было видно, что он пытался найти в разговорах о супруге короля твердую почву, на которую можно перевести разговор подальше от моей пугающей его идеи испоганить доспех похабной картинкой, но несколько погорячился. Я сделал вид, что не принял его изречение на свой счет.
– Так вот, будь и ты благородным господином, и оцени мои деяния, – заговорил я важно и красиво, специально играя на контрасте с моими прежними простонародными изречениями, – дело сие есть тайна, но с тобой, как с дворянином, доказавшим своей смертью преданность своему слову и господину, я готов ею поделиться.
Призрака словно вырубило, он не мог понять, откуда у меня взялись вдруг хорошие манеры, и приличное воспитание, о чем, несомненно, свидетельствовал мой высокопарный стиль речи.
– Мою возлюбленную враг мой, стоящий во главе тысяч воинов, приказал сжечь ночью заживо, прямо в ее доме. Все, что ты видел – и кражу, и опыты с кровью, я делаю, чтобы собрать силу, необходимую, дабы отомстить ему. Считаешь ли ты, как благородный господин, что такое поведение моего врага может остаться без должной кары? Позволишь ли ты тому, кто носит доспех твоего сюзерена, короля эльфов, оставить сие злонамеренное деяние без ответа? Лишишь ли ты обладателя доспеха возможности собирать всеми возможными средствами силу для мести негодяю, отнявшему жизнь прекрасной девы и поправшему саму идею чистой беспорочной любви и преданности двух молодых сердец друг другу?
По сути, я не оставил старику выбора. Первоначальной игрой в невежду я заставил его позиционировать себя как дворянина, преданного идеям верности и чести, а последняя всегда включает готовность к защите прекрасных дам. Измени Дхакун сейчас свою позицию, как я только что изменил свою, выглядеть он будет нелепейшим образом, к чему он в свои годы не готов. Мое же изменение позиции выглядело как проверка дворянина, которому я не доверял первоначально, на чистоту идеалов и помыслов. Вот убедился, и открылся после этого. А как он сейчас может сказать мне, что плевать хотел на мою месть за благородную даму? Да никак! Это все равно, что признаться, что это он мошенник и бандит, а не я. Я также заодно указал ему его место, чтобы не было иллюзий в будущем, кто в конюшне лошадь, а кто всадник, и нашел, чем его можно шантажировать, если вдруг начнет взбрыкивать. Это он будет по любому помнить, в том числе и тогда, когда в силу старческих изменений ему захочется мной покомандовать.
