Из кабины постучали в ответ.
Одна из собак заскулила.
– Пожалуйста, держи себя в руках, у животных стресс, – сказала Фрайгунда.
Иветта посмотрела вниз между ног. Черный пес с огромным черепом дышал ртом, высунув язык.
– Мой улыбается! – сказала она.
От черного кобеля, на клетке с которым сидела Иветта, мне было немного не по себе. У него была невероятно большая голова. Наверное, если его выпустить из клетки, он окажется просто огромным.
– Он не улыбается.
– Откуда ты знаешь? Сама собакой была в прошлой жизни? – поинтересовалась Иветта.
– Нет, – сказала Фрайгунда, смотря в пол. – Я родилась в год Собаки и выросла с собаками. Они заменяли мне друзей, и я до сих пор предпочитаю их общество людям. Их социальное поведение восхищает меня всю жизнь.
Я стала потихоньку просыпаться. Оказывается, Фрайгунда вообще понятия не имеет, что в компании подростков говорить можно, а что – нет. То, что она говорила, говорить было нельзя. За такое получают дурацкие прозвища, а надписи в раздевалке спортзала недвусмысленно говорят, что ты жертва травли. Наверняка над ней издевались в школе.
– Круто! – сказала Иветта. – Ты такая крутая, Средневековье!
Фрайгунда никак не реагировала. Думаю, для нее пубертатного периода не было предусмотрено. Создавалось впечатление, что Фрайгунду учили вместе с другими средневековыми детьми где-нибудь на лугу. По старому учебнику математики, в котором нет чисел меньше нуля.
Я наклонилась к обоссанной помеси пуделя с чем-то. На клетке оказалась табличка с его кличкой.
– Вуван, – сказала я собаке. Очень тихо. Хотела, чтобы меня услышал только этот пес.
– У него слабый слух. – Фрайгунда приставила ладони ребром к своей голове, примерно туда, где у собак уши, и стала шевелить ладонями-ушами в разные стороны. – Обычно они поворачивают уши в сторону шума и прижимают их, если слишком громко. А этот – нет. – Она кивнула на Вувана. – Он ушами не шевелит.
Я снова наклонилась и посмотрела в клетку. На меня глядели два карих глаза. Уши не двигались. Я посмотрела на других собак. Действительно, у них уши шевелились, особенно у одной светло-рыжей. На ее клетке была табличка «Буги».
Уши у большеголового черныша, на котором сидела Иветта, были прижаты.
– Моего зовут Цак, тут написано.
– Это мы еще посмотрим, где тут чья собака, – сказала Фрайгунда.
Проехав так с час, мы остановились отдохнуть на парковке около заправки. Там еще был серебристый домик с туалетами, такого вида, что непонятно, когда он полетит обратно на Луну. Рядом по автобану непрерывным потоком неслись машины.
