Я подумала, не встать ли и мне – но урану-то все равно, сидишь ты или стоишь.
Аннушка засмеялась:
– А в естественных науках всё не так плохо, я погляжу. Садись. Здесь добывали только олово. И висмутин.
Антония осталась стоять. Кайтек поднял голову, посмотрел на нее, выдохнул и снова положил голову на лапы.
– То есть если штольни с коммунистическими названиями были проложены во времена коммунизма, получается, что штольня Фридриха Энгельса – это та, где добывали уран, потому что она новее других, – очень медленно проговорила Антония.
– Возможно, но тогда они здесь ничего не нашли и штольню забросили. Иначе она была бы длиннее.
Саму Аннушку, видимо, такое объяснение вполне устраивало.
Меня – нет. Там же, в туннеле, есть еще этот заложенный кирпичом боковой ход. Может, он ведет вглубь горы.
Антония продолжала стоять. Внутри нее боролись два желания – убежать подальше и остаться здесь.
Аннушка стала натягивать ботинки.
– Послушай, везде, где уран был, они его нашли. Это ведь очень ценная штука. В горах ничего не оставили. Все Рудные горы в дырах. Здесь больше ничего нет. Успокойся!
Мне было сложно представить, что я сижу на испещренном дырами горном массиве – ходы прямые и поперечные, шахты к глубоко залегающим и еще более глубоким ходам. Я перебирала подшерсток Кайтека. Нашла клеща, который еще не успел присосаться, и раздавила его между ногтем и подушечкой пальца.
– У вас тут кто-нибудь умер? – Антония задала еще не все вопросы. – Ну, из-за всего этого урана? Из-за облучения или в этом духе?
– Нет, никто у нас не умирал. Даже моя прабабушка еще жива. У нас в семье все долгожители. Почему-то так. У нас только пропал один. Мой дядя, точнее, брат моего деда. Когда разваливалась ГДР, при падении Стены. Вроде он убежал на Запад. И никаких вестей. Прабабка говорит, что чувствует, что он еще жив. Потому что мать такие вещи чувствует. Она думает, что с ним что-то случилось: потерял память или типа того. Иначе он бы послал хоть какую-нибудь весточку. Я думаю, это ее как-то утешает. А дед говорил, что его там капиталистическая сволочь растлила.
– Геем, что ли, сделали? – спросила Антония.
– Да нет. В политическом смысле.
Антония помолчала некоторое время. Похоже, в голове девочки-печеньки закрутились какие-то шестеренки.
– А почему у вас тоже было падение Стены? Стена же в Берлине была.
И да, извините, тут я уж не сдержалась и прыснула. Антония была такой милой! Могла бы легко сойти за куклу чревовещателя.
