Лавина | страница 65



— Альпинизм превращается в некий регламентированный вид отдыха, — сам не зная почему, поддержал его Сергей.

— Чтобы так отдыхать, нужно железное здоровье! — хохотнул Жора. Удивительно: ночь прошлую прошлендал, и хоть бы что. Не раз бывало, радио ли, болтовня ли кругом, спит за милую душу.

— Одиночки рано или поздно погибают, — вел свою линию Воронов. — Взять самое начало нашего альпинизма: Зельгейм на Эльбрусе, которого некому было разбудить во время бурана, Настенко, сорвавшийся со стены на Ушбе. Потерявший чувство реальности Кассин; Герман Буль… Список велик.

— Не ко времени завел перечень, — остановил его Сергей. И не удержался сам: — По мне, если хочешь знать, восхождение Кассина — подлинная героика, пример поразительный, чего может достичь человек, одолеваемый любовью, нет, страстью… Ну а гибель… Да он и не почувствовал, так был истощен и умучен. Его записка, оставленная на вершине пика Коммунизма: «Благодарю бога, детей своих и Кирилла Константиновича, давших мне силы закончить этот путь…»

— При чем тут бог и дети? — не понимая, возмутился Воронов и пошел, и пошел…

…Разговоры эти шпорили и подгоняли несчастные мысли Сергея. Не сейчас, раньше возникла призрачная, сотканная из невозможных, казалось бы, предположений, а там с каждым часом обраставшая подробностями, совершенно нереальными, конечно, нашептанными вышедшей из повиновения, высасывающей его сердце ревностью, жаждой, которую ничто не могло напоить, не мечта, не идея — видение, отталкивал со стыдом, с отвращением и призывал снова, — нелепое, дикое, фантастическое видение распростертого на камнях трупа, как видел однажды… С проломленной, изуродованной головой Жоры Бардошина. И теперь на миг единый зримо, яростно предстало оно перед Сергеем и отлетело, оставив его униженным и опустошенным…

— А Назаров! Юлий Федорович… — не унимался Паша. — Пик Ленина в одиночку! Интеллигентнейший человек…

— Одиночки рано или поздно погибают!

— А почему? Ты что, не знаешь? — Чувство справедливости Паши уязвлено, он метал громы и молнии. — Потому что понадеялся на других. А его предали.

Воронов и тут за точность и проясненность до конца:

— Трагедия с парашютистами на пике Ленина случилась, потому и продукты не сбросили, было не до него.

— «Было не до него»! Юлия Федоровича не признавали. Он делал то, что другие едва вытягивали, собрав экспедиции и расходуя немалые средства. А он — в одиночку. На свои отпускные. Единственный раз понадеялся…