— Да, за неоплаченные векселя… я отчасти также был знаком с маленькими затруднениями такого рода.
— Но теперь, конечно, вы не знаете их!
Клавдий невольно наморщил лоб, но тотчас же устыдился этого.
— Скажите мне теперь, — сказал он, — сколько нужно вашему отцу для поправления его дел?
— Ах, — тихо проговорила она, — как много! нам необходимы 50.000 франков.
— 50.000 франков! — закричал почти Клавдий, подпрыгнув на стуле.
— Боже мой! — прошептала молодая девушка. Теперь рыдания ее сделались до такой степени сильны, как будто бы плакальщицы всего света собрались в салон и составили хор своим воем.
Добрый Клавдий ужасно испугался этого и пал ниц пред молодой девушкой.
Он чувствовал, что должен выпроводить эту сладко плачущую сирену, но он не знал, как к этому приступить.
Он начал с того, что дал ей понять, что 50,000 франков нельзя, так сказать, высыпать из рукава, и прибавил к этому, что он сделает все возможное, что он посмотрит…
— Но вы посмотрите; вы постараетесь — да? — спросила девушка.
Он поднял ее со стула, обвивши рукою ее талию; при этом он был поражен гибкостью и стройностью ее стана.
Мало-помалу он довел ее до передней, где ждала ее нянька.
— Завтра, — сказал он, — я посмотрю, что я могу сделать; а вы ободритесь и осушите ваши слезы. Скажите мне ваше имя!
— Завтра я вам напишу!
Они дошли до порога двери; молодая девушка бросилась ему на шею и сказала:
— Я приду опять!
— Конечно, — послал ей в ответ Клавдий.
Затем он погрузился в бездну предположений, из которых не мог найти выхода.
Ах, слабое сердце! он охотно поверил бы в чистоту этого ребенка с его ангельским личиком, но он не мог верить, не мог рисковать.
Быть может, малютка была приведена к нему отчаянием и горем или сердечным влечением, быть может, она только помощница какого-нибудь негодяя, которого она называет своим отцом.
— Сама ли по себе пришла она, или была подослана? Как это знать?
Он размышлял далее. «Пятьдесят тысяч франков, — ворчал он сквозь зубы. — 2.500 золотых изображений моего императора, моего монарха».
— К черту! — вскричал он громко. — Я должен уехать; если я останусь здесь, я должен буду отдать ей эти деньги.
И он уехал к жене.
Что можно вывести из этой истории? И зачем с молоденькой девушкой была нянька?
— Юстина, мы идем отсюда к моему двоюродному брату; он, бедняжка, не совсем ладит с моим отцом и потому отец не должен знать ничего о нашем посещении.
Юстина смеялась. Эта нянька была отличной горничной. Она думала: «Теперь моя барышня не будет уже меня бранить, — она у меня в руках».
