Камнем преткновения стал именно этот "Беркут". Механик утверждал, что машина абсолютно исправна и безопасна. Летун - что на высоких скоростях движок резко теряет тягу.
Я подумал, что прекрасно понимаю салагу. Ощущеньица те ещё; недаром он в панике. С другой стороны, Лёнчик краснел и бледнел очень натурально, потрясал руками и сыпал труднопроизносимыми терминами, и ему тоже хотелось верить.
В общем, слушать продолжение их спора я не стал, а вместо этого вошёл в слияние.
Между прочим, механик замолчал на полуслове, и вид у него сделался довольно-таки ошарашенный. Не знаю, что произвело на него такое впечатление. Не видал, чтобы снаружи подключались? Хотя возможно, он вообще впервые увидел слияние воочию. Мне говорили, что по первости зрелище это слегка шокирует.
- Ну? - резко спросил капитан.
Не увидел я неисправности, честно говоря. Даже запустив движок, не увидел. Но это ведь на земле.
Разорвал слияние и сказал уныло:
- Нужно подняться.
Лесковски кивнул, защёлкал по пульту связи.
А перед моим мысленным взором стояла койка в казарме...
Когда-то в учебке я, помнится, сумел потрясти старика Никифорова, поднявшись на "стрекозе" почти вертикально.
Так то была "стрекоза"...
В общем, машину я разогнал до нужной скорости, ещё даже не выйдя за пределы базы. И почти сразу почувствовал то, о чем говорил новичок. Проверил, прислушался... Заложил крутой вираж.
На площадку я сел, по-моему, раньше, чем присутствующие успели позакрывать рты, открытые при моем взлёте.
- Ну. Ты. Блин! - выдохнул капитан Лесковски, когда я встал перед ним, спустившись из кабины на землю.
А я обратился к Лёнчику:
- Поменяй капсулу с мононуклеаркой. Грязная попалась.
Больше никто не мешал мне пойти спать.
После этого случая мои взаимоотношения с механиком потихоньку стали... Нет, "улучшаться" не могу сказать. Скорей, они появились, а прежде их и вовсе не было. Правда, он по-прежнему старался очень внимательно и осторожно подбирать слова, общаясь с представителем страшноватого и непонятного уголовного мира (кто-то, видимо, здорово застращал его тем, что в этой среде за слово спрос особый), и иногда самым комичным образом неожиданно спотыкался посреди разговора, напряжённо соображая, не сморозил ли лишнего, или вдруг заподозрив подвох. Но уже то, что Лёнчик шёл на разговор, а не пытался отделаться парой-тройкой вежливо-незначащих фраз, было немалым прогрессом. Кстати, интересная деталь: я называл его "Лёнчик" и на "ты", переняв эту манеру от технарей в ангаре (не от нахальства, а как-то так само собой получилось - услышал и назвал в обстановке вечного дефицита времени), а он обращался ко мне на "вы", но упорно не звал ни по имени, ни по прозвищу. Далеко не сразу я понял, что для человека это составляет серьёзную проблему: решить, как он может себе позволить меня называть, не рискуя задеть или оскорбить.
