Некогда было даже бросить что-нибудь банальное вроде "держись, парень".
А чуть погодя я услышал:
- Цели поражены, сектор чист. Я ранен, ухожу на базу.
Слишком хладнокровно для новичка, чересчур по-уставному звучал его доклад, но в горячке боя я не обратил на это внимания. Подумал только - "молодец, салага".
К нам шло долгожданное, подзапоздавшее теперь уж подкрепление - две тройки из соседних квадратов. База спохватилась.
Я ещё утюжил ущелье, заново придирчиво вглядываясь в каждый камень, когда услышал приказ базы занять шестой сектор - тот самый, где обстреляли Орла. Приказ был адресован не мне - Даку, ведущему одной из троек.
Как так вышло, что и Дак, и его первый ведомый подставились под наведённый в упор с удобнейшей, практически открытой позиции залп, я не знаю. Драххиры даже не дали себе труда прятаться, а Дак не был новичком. Но парни только заходили на патрулирование в сектор, минуты назад объявленный чистым.
И есть у меня...
Не подозрение даже. Страх.
Когда-то - со мной тогда летал Скай и, кажется, уже Тёмка - я услышал разговор по связи, не предназначенный для моих ушей. Два летуна - не помню, кто - трепались на своей волне; один спросил у другого, чью тройку они сегодня меняют.
Тот ответил:
- Психа.
- Хорошо, - заметил первый. - После этих ребят я хоть уверен, что уж если сказали - "чисто", значит, чисто и есть.
Тогда, помню, я порадовался. Приятно сознавать, что хорошо делаешь свою работу...
На базе я первым делом направился к площадке, где стояла леталка Орла.
Он ещё был у машины. Прислонялся изнеможённо к корпусу, и Док светил ему в зрачки своим приборчиком.
Я прислонился рядом. Быстро вошёл в слияние, прямо снаружи. Док покосился на меня неодобрительно.
Совершенно целая леталка. Ни одного следа - ни плазменного, ни лучемётного, не говоря уж о взрывных. Ракет, тем не менее, действительно не хватает.
Промазал с перепугу? Не разглядел? Это может быть, конечно.
Я спокойно дождался, пока Док выскажет свой вердикт, пригласит парня на тесты и удалится. Проговорил негромко:
- Рассказывай.
- Что ещё?
Не понравилось мне, как он шарахнулся. Тон наглый, а глаза бегают. И страх в них - не тот, многократно мной виденный, в котором прикосновение смерти отражается. Скорей как у крысы, спёршей кусок мяса и боящейся, как бы не отобрали.
Я сказал:
- Слушай, парень. Нам летать с тобой ещё. То, что ты из боя удрал на целой машине, я тебе на первый раз прощу. Показалось в горячке; бывает. Но сейчас ты мне честно, как на духу, расскажешь, что там было, что ты видел, что делал и куда стрелял. Мне надо знать, понимаешь?
