Чёрт.
Одно короткое мгновение я колебался.
Потом покрутил в пальцах неудобную, слишком короткую иголку, поддёрнул зачем-то нитку, примерился и принялся шить.
Стежки я клал через край, почти наощупь, стараясь потуже стягивать швы. Руки от крови моментально стали скользкими и липкими, пальцы с трудом удерживали иголку; несколько раз я едва не терял в глубине судорожно подрагивающей плоти свой единственный инструмент. Иногда попросту не мог понять, что и к чему здесь нужно пришивать. Из дыры в животе лезли кишки - я запихивал их обратно, а они лезли все равно, словно отчего-то им стало мало места в привычном обиталище. Нитка быстро кончилась, и я стал дергать другие из швов робы; эти были тоньше, и резали тело, если потянуть слишком сильно, и иногда приходилось переделывать всё заново, опять и опять пропихивая иголку в толщу уползающих из-под пальцев мускулов. Изредка поднимая глаза от раны, я всякий раз натыкался на взгляд Брыка - вприщурку, чуть насмешливый. И я ни разу не видел, чтобы он хотя бы закусил губу.
- Хорошо, - сказал он вдруг, и я вздрогнул, едва не упустив уже поддетый на иголку пласт. - Хоть... помру без этой дряни.
- Зачем я тебя шью, если ты помирать собрался, - проворчал я.
- Чтоб... красиво было.
- Иди ты, Брык. Прикалываешься, или совсем крыша съехала?
Он засмеялся - россыпь сухих сучков под ногой.
- Будешь... уходить - мою робу надень. Наверху... на лестнице... сложена.
- Ладно.
- Заточку... заберёшь. Хорошая... вещь... Не купишь.
- Самому пригодится.
- Мне... нет. По-любому - нет.
- Ты что, и впрямь к ирзаям собрался, Брык?
Он хмыкнул.
- Ирзаи, Псих... Тоже люди.
- Охренел. Ты видел, что они с нашими делают?
- Салага ты... Псих. У зеков... "наших"... не бывает. Зек... он сам... за себя.
- Чёрт с тобой, - сказал я. - Я в твои дела не лезу. Что ж ты, такой умный, аптечкой не запасся?
- Не... успел. Когда... ещё... такой случай...
Я промолчал, пытаясь свести неподатливые края очередного разреза.
Отключаться Брык начал, когда моя долгая работа была почти закончена. Я клал стежки на предпоследний разрез, когда, на мгновение подняв голову, успел поймать его уплывающий в никуда взгляд; веки опустились, прикрыв тёмные блестящие радужки, но оставив под ресницами полоску голубоватого белка.
- Брык, - позвал я. - Брык, не смей. Не смей, слышишь?
Он ещё вернулся - ненадолго. Уплыл снова. Последний шов я доделывал торопливыми, крупными стежками, спеша завязать узел - будто от этого что-то зависело. Закончив, попробовал нащупать пульс. Ничего не разобрал.
