Охотник исчез, словно растворился в тускловатом свете люминофор.
- А мы побеседуем с этим, э... психом, - закончил фразу Одноглазый; как всегда, неторопливо.
И замолчал.
Я молчал тоже. Оправдываться не собирался, объяснять что-либо - тем более. А начинать разговор первому мне было не с руки.
Одноглазый уселся на ближайшую койку, покряхтел, устраиваясь поудобней. Помедлив немного, небрежным жестом ткнул в койку напротив.
- Присаживайся.
Я кивнул благодарно, сел.
- Ещё вчера ты был салагой безымянным, - издалека повёл речь авторитет. - Нынче ты человек, крещение прошёл, вступил в наше братство скорбное. Представь себя.
Я рассказал - очень коротко. Назвался, обозначил статью и срок. Осуждён впервые. В предвариловке сидел в Тихушке, Ареса, Матрия.
- Ареса, - задумчиво повторил Одноглазый, пожевал губами. - Ареса знаменита Норой. Оттуда знаешь кого-нибудь?
Я припомнил Груздя, других мастеров банды. Одноглазый слушал внимательно, но выражение лица сохранял непроницаемое, и совершенно нельзя было понять, говорят ему что-то названные мной имена или нет.
- Я слыхал об одном уважаемом человеке, обосновавшемся в Норе, - сказал наконец авторитет. - Имя ему Дракула. Такого знаешь?
Вот этого я не ожидал. Случайно Одноглазый о Дракуле речь завёл, или информацию имеет? Что ему известно?
Я заговорил осторожно, словно вступая на тонкий, скользкий лёд.
- Это был главарь конкурирующей банды. Мы воевали с ними... за сферы влияния.
- А почему же ты говоришь - "был"? - удивился авторитет очень натурально. - Неужели его разжаловали?
- Он погиб.
- В самом деле? Ай-яй-яй. И как же?
- Выпал из окна. С пятого этажа.
- Несчастный случай, - понимающе закивал Одноглазый. - Прискорбная неосторожность, прискорбная.
Я вздохнул. Собрался с духом. И выпалил:
- Это не было несчастным случаем. Его убили.
- Вот как. И кто же?
- Я.
В бараке стояла такая тишина, что было бы слышно, как пролетит муха. Только мухи почему-то здесь не летали.
Одноглазый молчал, щурясь. Разглядывал меня. А когда заговорил, в голосе добавилось скрежещущих ноток:
- Заявка серьёзная. Значит, ты, салага, признаешь, что поднял руку на авторитета. Признаёшь?
- Признаю.
- И что скажешь в своё оправдание?
В голове билось - нельзя, нельзя оправдываться. Снова возникло это странное, звенящее ощущение, будто всё происходит не со мной.
- Мне удалось.
- Так-так.
Одноглазый сложил руки на животе, побарабанил пальцами о пальцы. Жест некстати напомнил мне Мосина.
Достало, как же достало это всё.
