— Она забыла дать хомячку воды, — сказала Лина.
— Забыла? — переспросил папа.
Я кивнула в подушку.
Папа поднялся. Вскочил и пошел было к телефону, но я отшвырнула подушку, побежала за ним и повисла у него на руке.
— Не звони! — кричала я. — Не звони!
Я висела у него на руке и поджимала ноги, чтобы стать как можно тяжелее, так что он не мог бы донести трубку до уха.
Лина тоже сказала:
— Не надо, пап.
Тогда он положил трубку и вернулся в гостиную. А я так и висела у него на руке, как платье.
Только я думаю, что он ей все равно позвонил, позже.
И она, наверно, подумала, что я ее теперь ненавижу.
Потому что с тех пор она мне больше не звонила.
Она мне больше не звонила, а мне надо было в школу, и в понедельник я туда пошла. Собралась, надела рюкзак и шагнула за дверь. Представила, как выключаю голову, и смогла пойти.
А она мне больше не звонила, прошло много выходных, и октябрь, и ноябрь, она не звонила до того самого дня, когда я вернулась из школы с порвавшимся мешком для сменки и сразу, как дверь открыла, услышала телефон.
Я бросила сменку на пол, взяла трубку, а она сказала:
— Эмили, это я.
— Привет, — ответила я.
Я тогда не сказала, какой хочу подарок.
Я заговорила было, но голос не слушался. Поэтому я замолчала.
— Ну, тогда договорились: я тебя заберу и пойдем в кафе, — сказала она.
И стала рассказывать дальше, про соседей, и про своего врача, и у нее был такой высокий фальшивый голос, а я слушала, слушала и даже вспотела. Я всегда потею. Хоть в душ потом иди. Пот так и стекал у меня по рукам.
Наконец она сказала:
— Ну пока, дружок, увидимся.
Дверь Сиверсенов открывается. Ярко-розовое пятно — это Лина. Выходит из двери спиной вперед и захлопывает ее ногой. Потом поворачивается и спускается по лестнице, у нее что-то в руках, картонная коробка. У нее плохо получается идти, потому что ботинки сваливаются. Холодильник перестает гудеть. Лина наклоняется, ставит коробку на землю, натягивает ботинки и снова берет коробку.
Держит ее обеими руками. Ей наверняка холодно, дыхание выходит белым паром, толстовка почти светится, она быстро переходит дорогу, темные волосы, белое лицо. Поднимается по лестнице и толкает дверь, по полу тянет сквозняком, и я ее больше не вижу.
Надо смотреть, не моргать. Снега еще нет.
Но она сказала, что придет. И мы пойдем в кафе.
Я, наверно, устала — в голове как будто покалывает.
Скрипнул пол в прихожей. Это Лина. Она стоит на пороге.
Прижимаюсь лбом к стеклу. Двор, забор, асфальт. И стекло подо лбом холодное. Я вот-вот захочу спать. Может, Лина будет кукурузные хлопья, не знаю.
