. С другой стороны, был пересмотрен сам процесс и технология производства. Французы одними из первых осознали «логику тотальной войны» и научились быстро наращивать массовое производство артиллерийских снарядов —
«… для удовлетворения всевозрастающей потребности собственного фронта французам пришлось отказаться от многих технических условий мирного времени. За недостатком в прессах они пошли даже на такой риск, как замена кованых корпусов снарядов сверлёными»[114]. Решением французских специалистов, предложенным Управлению Артиллерии, стало удешевление их производства, и, как следствие, снижение требований военной приёмки — отныне на повестке дня стояло не качество, а количество снарядов. Эта же тенденция нашла своё отражение в химической промышленности: французы убедили ГАУ принять к производству худшие по своим эксплуатационным качествам (по сравнению с тротилом) взрывчатые вещества — меленит, шнейдерит и др.
[115] Отладка заводов по производству этих взрывчатых веществ также легла на плечи миссии Пио: по состоянию на декабрь 1916 г. мелинитовые заводы давали 16 тонн вещества в день, шнейдеритовые — 44 тонны в день. Ланглуа отмечал, что эти заводы имели больший потенциал выработки взрывчатки (причиной тому служило, например, нерегулярное снабжения завода сырьём). Тетриловые, ксилитовые и др. заводы имели способность производства в 32 тонны в день. Химики миссии Пио также контролировали и развивали производство удушающих газов, организуя производство хлорпикрина, фосгена, винсеннита и угольных противогазов
[116].
Ещё одним решением стало превращение заводов, специализировавшихся на «неснарядном производстве» в «снарядные» с соответствующим обучением персонала. С целью наладить такое производство, миссия создавала в индустриальных центрах России сеть Технических бюро, во главе которых стояли французские офицеры. Это позволяло оперативно решать производственные трудности, которые могли возникнуть на заводах. К марту 1917 г. в этих бюро насчитывалось около 500 офицеров и 2000 служащих. Лучшим и наиболее организованным стало Московское бюро. Прочие рассматривались, скорее, как дополнительные (Киев, Одесса, Екатеринослав) из-за сопротивления местных руководителей[117]. Французский военный атташе генерал де Лагиш в рапорте от 28 февраля 1916 г. с глубоким сожалением констатировал особое безразличие и враждебность к «французским новшествам» со стороны властей Киева[118]
