. Подчёркивалось, что миссия будет действовать в сотрудничестве с теми русскими представителями, которые считают своим долгом сохранить верность Антанте. На занятой союзниками территории планировалось осуществлять пропаганду от Иркутска и на всей протяжённости железнодорожного сообщения, а также изолировать центры влияния «максималистов», в частности, Владивосток[553]. Исследователи полагают, что двойственность позиции Фоша, выраженная в стремлении оказать поддержку большевикам параллельно осуществляя интервенцию в Сибири, была продиктована непониманием французским главнокомандующим реальной ситуации. Он полагал, что в Сибири нет большевистской власти, и что «максималисты» в Москве не будут сопротивляться союзническому вторжению на слабо контролируемую территорию. Однако большевики так не считали[554].
Иную точку зрения представляет канадский историк Майкл Карлей. По его мнению, переход к антибольшевистской линии поведения произошёл не после Компьена, но в апреле 1918 года, когда Париж посчитал, что большевики слишком слабы, чтобы защищать свой режим, и можно без труда отстоять свои интересы, приведя к власти в России своих сторонников[555]. На принятие подобного решения оказал влияние «министерский кризис», выразившийся в противостоянии позиций военного министерства и МИДа, закончившийся победой последнего. Военное министерство решало сугубо военную проблему, связанную с крахом Восточного фронта; МИД привносил в неё политическое измерение, которое в итоге стало определяющим. Карлей замечает, что 16 апреля 1918 года произошло символическое событие — представитель военного министерства генерал Лавернь, просивший у руководства Третьей республики возможности принимать решения, не зависящие от позиции дипломатических представителей, был подчинён послу Жозефу Нулансу[556]. Таким образом, произошло символическое возвращение военного представительства Франции в России в лоно посольского аппарата с подчинением послу. «Высокое» противостояние отразилось и на отношениях внутри представителей Франции в России, не ускользнув от внимания наблюдателей. Коммерческий атташе Франции в Санкт-Петербурге Морис Верстрат вспоминал, что Нуланс недолюбливал представителей военного ведомства: «Во время войны, говорил он мне, генералы являются необходимым злом <…>. Но в политике они ничего не смыслят»[557]. В свою очередь, Борис Савинков подозревал, что был большой конфликт между Нулансом и военной миссией
