- Никак нет, господин полковник.
- Как нет! - взвизгнул, будто ошпаренный, полковник.- Как нет! Но ви носит наш славный эполет!
У Мокеева на красную уланскую грудь заструился горячий пот. Он отстегнул третью пуговицу, вытащил по форме сложенный лист и протянул командиру.
- Что такой?
- Рапорт об отставке. Дозвольте уйти из полка.
Полковник развел руками и склонил беспомощно лысую голову с редкими прядями крашеных косиц. Офицеры зароптали. Бурбон недоумевал.
- Да разве зе вам мозно теперь в отставку? - сказал грубо Мокееву его начальник, командир шестого эскадрона, ротмистр Алфераки, носатый маленький грек, с желтыми белками, вечно нахмуренный и сердитый.- Этакую историю развел, а потом в отставку.
- Какую историю я развел, господин ротмистр? - возразил Мокеев.- Меня прибили, да я же и виноват?
- Молчать! - закричал полковник.- Ви не смейт так разговаривать! Ви трус!
Он выхватил из рук Мокеева рапорт, разорвал на мелкие клочки и яростно истоптал ногами.
Тут из группы эскадронных командиров выделился Кант и густым кашлем подал знак, что хочет заговорить.
- Господин полковник и господа офицеры! - Все притихли, навострив уши.- До утра будем толковать, а всё не договоримся. Черного кобеля не отмоешь добела. Ясней бы сказал, да эполеты на нем наши, а оскорблять полк я не хочу. Только думаю так, что покудова он их носит, последнее слово будет за командиром.
Барон понял. Желтые пятна на смуглом лице его порозовели. Движением руки установил он полную тишину и торжественно приподнялся с кресла. Встали все. Мокеев тупо глядел на командира.
- Корнет Мокеев,- строго заговорил полковник.- Я буду отдавайт вам приказаний по служба. Завтра ви будет драться с корнет Гременицын.
Все уставились на бурбона. Он вытянулся, руки по швам.
- Слушаю, господин полковник.
Вздох облегчения провеял по комнате. Все повеселели.
- Господа субалтерн-офицеры,- продолжал полковник,- извольте идти на свой дело.
Младшие офицеры откланялись и быстро, с легким жужжащим говором, почти выбежали один за другим из баронова дома. В окно слышно было, как полковник, похлопывая Канта по плечу, весело говорил:
- Толковайт об условиях дуэля ми будет после, а теперь, я думаю, господа, не мешайт нам задать маленький пуншаций. Прошу вас, снимайт вашу униформу и садите за стол.
Два денщика поставили бережно перед бароном пылающую миску с пуншем.
Мокеев и Пискунов возвращались вдвоем. Близость ли опасного поединка, измена ли любимой невесты, другие ли какие причины произвели в характере Евсея Семеныча внезапную и решительную перемену. Он перестал походить на бурбона и будто утратил сразу все типические свои черты. В походке и во всем поведении Евсея Семеныча засквозило нечто совсем иное: он раскис, стал говорить нараспев, подпирая ладонью по-бабьи щеку, и поглядывал на товарища добрыми телячьими глазами. И вид у него вдруг сделался такой, точно для смеху перерядили его в уланского корнета.
