— Хорошо, так их! Обманывай!
Новиков не уходил. Он подстерегал своих врагов Вот появился «мессер». Новиков бросился к нему, дал очередь — и воспламенившийся немецкий самолет врезался в реку.
— Молодец, Новиков, молодец! — восхищался Тобольшин. Но тут появился еще один «мессер».
Начался поединок. Удачным маневром самолет Новикова приблизился к хвосту фашиста, но очереди не последовало, должно быть, кончились боеприпасы. Два аса, советский и немецкий, стали набирать высоту, чтобы вновь вступить в смертельную схватку.
Чем же кончится этот поединок?
Прошло еще несколько минут, самолеты поднялись так высоко, что уже трудно различить, который из них наш, который чужой. Ревя моторами, они то летели по узкому кругу, то стремительно скользили вниз или вновь поднимались кверху. Вдруг они сблизились и несколько секунд летели вместе. Сначала показался белый дым, потом большое пламя. Оба самолета стремительно ринулись вниз.
— Таранил! — пронеслось по Мамаеву кургану.
От горящего самолета отделился черный комочек не больше планшета. Кувыркаясь, он полетел вниз, на южный склон кургана.
Когда до земли осталось метров восемьсот, раскрылся парашют. Ветер тянул его к авиагородку, где уже были немцы. Они открыли сильный огонь. Видя это, парашютист, ловко управляя парашютом с помощью строп, стал быстро скользить на наш передний край.
Раздался сухой треск разорвавшегося бризантного снаряда. Мимо!
Парашютист продолжал снижаться. Ему осталось лететь не больше двадцати — тридцати метров. Тут же лопнул еще один бризантный немецкий снаряд. Парашютист дрогнул. Руки его отпустили стропы, голова повисла. Он комком упал на землю.
— Эх! — вырвалось из груди Тобольшина.
Через час на командный пункт, к бакам, бойцы принесли завернутого в парашют летчика и осторожно положили на землю. Грудь советского аса иссечена осколками снаряда. Один осколок пробил нижний край ордена Ленина и ушел в сердце. Комсомольский билет № 7559817, выданный Дзержинским городским райкомом ВЛКСМ города Новосибирска Новикову Михаилу Федоровичу, окровавлен. Лицо совершенно юное. Над переносьем застыла морщинка сосредоточенности. Казалось, он продолжал еще преследовать врага. Он умер с открытыми глазами, в его взгляде — ни тени страха.
Бойцы и офицеры обнажили головы над телом летчика. Сержант Тобольшин стоял неподвижно. На его побледневшем лице выступили капли пота.
— Нет, — сказал он тихим, но твердым голосом, — я все равно буду летчиком!
