— Есть.
— Ведь есть, правда? — обратилась Ингрид ко всем.
— Да. Но его никогда не найдешь!
— Человека можно найти.
— Едва ли.
После паузы Ингрид спросила:
— С чего начался наш разговор?
— С тети Иды.
— А тетя Ида типична?
— Да, — кивнул Индрек. — Старая женщина… Корни в одном обществе, стебель — в другом…
— И цветов вообще нет! — закончил Андо.
— Очень типична, — сказал Аарне.
— А сам ты не типичен. Помнишь, ты сам говорил, — повернулся к нему Индрек.
Ингрид рассмеялась от всего сердца и повернулась к Аарне:
— Не типичен? Как это с тобой случилось?..
— Да, я ужасно боюсь, что не типичен, — кивнул Аарне с деланной грустью.
— Не кривляйся, — пробурчал Андо, но Индрек уже продолжал:
— Я не знаю, что такое типичность. И откуда мне знать? Но мне кажется, что мы все в какой-то мере не типичны… Грустно, да? Ну, скажите же! Наше мировоззрение и идеология в порядке, но… мы слишком много думаем… о вещах… над которыми… не нужно думать… Вам не кажется, что мы чем-то испорчены.
Никто не знал, как ответить. Где-то далеко засвистел паровоз. В светлом небе два самолета выписывали серебристые восьмерки…
Опускалось солнце. В квадратный дворик уже вползла синяя тень. На карнизе собрались воробьи, греясь в последних солнечных лучах.
Воробьи грелись и грелись, и не было им никакого дела до тех четверых под окном в кафе, которые только что открыли для себя свободу духа и она ударила им в голову, словно шампанское.
…ТЕТЯ ИДА ОТКРЫЛА ГЛАЗА.
— Ты, конечно, отнес письмо на почту?
Вопрос был бессмысленным, потому что белый конверт лежал здесь же на столе
— Отнес, да?
Аарне, не отвечая, принялся стелить постель.
— Я подожду до завтра, — сказала тетя, повернулась на другой бок и привычным движением натянула на голову одеяло.
Сон не шел к Аарне. Прислушиваясь к далекому гулу автомашин, он вдруг почувствовал неосознанный страх. Вел ли он себя правильно? И что все это значит? Словно в предчувствии кары он спрятал лицо в подушку и зажмурил глаза.
Снова над городом пророкотал самолет.
День диалога матери с сыном
ВЕСНА БЫЛА У ЛЮДЕЙ В ГЛАЗАХ, на устах, в крови. По вечерам матери стояли у освещенных окон и ждали своих дочерей, приходивших из синей ночи со странной умиротворенностью на лицах. Весною трудно быть одному. Кровавый закат окрашивает тонкий вечерний ледок, и еще голые деревья отбрасывают едва заметные тени.
Мать приехала после обеда. Она позвонила, ей открыли. Когда она снимала пальто, тетя Ида спросила:
— Ну, какая у вас там погода?
