— Откуда ты это знаешь?
— Представляю. Или ты не согласен?
Аарне молчал. Кругом было тихо, с деревьев падали на дорогу капли. Вдали блестел темный асфальт.
— Почему ты не отвечаешь? — не унималась Майя.
— Почему! — взорвался Аарне. — Иногда по вечерам я иду на окраину. В центре горят огни, а там — тишина. Темнота. А времени всего лишь половина десятого. Заборы, таблички: «Осторожно, злая собака». Пустые улицы… Иногда завоет на луну собака, и это все.
Майя слушала его, широко раскрыв глаза.
Аарне смутился:
— Ты обиделась, дорогая?
— Нет, только мне кажется, что ты не имеешь права ругать этих людей. Разве они виноваты в том, что любят тишину? Откуда ты знаешь, что они плохие? У тебя ведь нет такого дома.
В ее голосе прозвучали чуждые нотки.
— У меня его нет. Ты права.
— Ты мстишь тем, у кого есть дома?
— Да.
— За что, Аарне?
Опять ему не хватило слов.
— Когда мы увидимся?
— Когда хочешь.
— Завтра?
— Хорошо.
Аарне хотел обнять Майю, но она отстранилась, прошептав:
— Т-с-с… Могут из окна увидеть…
Затем стукнула калитка, залаяла сонная собака, щелкнул замок. Аарне постоял немного, как бы сожалея о чем-то. О чем? И пошел домой.
У ворот тети Иды он по привычке посмотрел на часы.
Половина первого.
Неужели этот туманный вечер продолжался так долго?
Аарне колебался. Несколько раз он протягивал руку, чтобы взять ключ, и тотчас отдергивал ее, опасаясь найти пустое место. Наконец он все-таки решился.
Ключ был на месте.
Аарне открыл дверь, вошел в переднюю… и столкнулся лицом к лицу с тетей Идой. Она стояла в ночной рубашке и тяжело дышала. Она была очень взволнована. В комнате за ее спиной жужжала по-английски какая-то коротковолновая станция.
— Проходи, — сказала тетя Ида. — У нас будет длинный и невеселый разговор.
ЭТА НОЧЬ БЫЛА ПОХОЖА НА СОН СКВОЗЬ СЛЕЗЫ. Тетя устроилась на диване, закутала ноги одеялом и вытерла глаза. Ее лицо застыло, как бы говоря: «нам, кажется, больше не о чем разговаривать», и тем не менее оно светилось надеждой. Наконец она заговорила. Слова, очевидно, были продуманы заранее.
— Аарне, я не хочу винить во всем тебя. В конце концов, ты не виноват, что тебя не приучили к порядку… Мать тебя избаловала своей любовью. Ты не умеешь ценить это. Да… — она перешла на несколько официальный тон. — Я не говорю, что я сама ни в чем не виновата. Я должна была бы больше требовать. Пока еще было не поздно. Ладно. Все проходит. Я знаю, и я была молодой. Так-то. Если бы ты относился ко мне иначе, я, пожалуй, поняла бы тебя. Не всегда же мне было шестьдесят один…
