Саалама, руси | страница 51



На всклокоченном небритом парне была мятая майка с изображением голой бабы и пузырящиеся на коленях спортивные штаны. От него здорово несло куревом и перегаром — стоило парню открыть рот, как у остальных к горлу подкатывала тошнота. Особенно когда он широко зевнул и, вместо того, чтобы прикрыть рукой рот, почесал майку в районе огромной теткиной груди. Андрей по-приятельски пожал парню руку, тот буркнул в ответ какое-то приветствие и поскреб затылок, на минуту открыв волосатые подмышки.

— Тачка внизу. Посмотришь?

Тот отвлекся от почесывания и хмыкнул:

— Ну отчего ж не посмотреть. Щас оденусь только.

Он зашел обратно в квартиру и крикнул уже изнутри:

— Да вы заходите!

— Спасибо, мы тут подождем, — Андрей облокотился о перила — из квартиры смердело даже сильнее.

Алик смотрел машину долго и с удовольствием, немузыкально мурлыкая себе под нос. Гадетский ползал перед крылом вместе с ним, а Кирилл наблюдал со стороны, приплясывая от холода. Наконец, спустя пятнадцать минут, парень пришел к какому-то выводу и довольно щелкнул языком:

— Неделя.

— Какая, к черту, неделя?! Мне надо сейчас! — Андрей яростно подскочил.

— Ты что, охренел?! Здесь работы дохера. Рихтовка, грунтовка, покраска. — Алик для пущей наглядности загибал пальцы и, получив три штуки, емко заключил: — Неделя.

— Какая, к черту, рихтовка?! Поменяй крыло! Я отработаю!

Механик с сомнением посмотрел на машину:

— Ну, тогда три дня.

— Бля, Алик, ты что, меня не слышишь?! Мне сейчас надо! — Гадетский оживленно жестикулировал, помогая себе донести мысль.

— Ебаны, где я тебе в три часа ночи крыло возьму?! Вот завтра склады откроются и с утра… — парень зевнул, и последнее слово вышло невнятным, — потом покрашу. Обещаю, займусь только твоей. Послезавтра сможешь забрать.

Гадетский схватился за голову, взъерошив волосы.

Кирилл безнадежно смотрел на вмятину. Ну все, выкрутиться уже не удастся. Он выдохнул и отчаянно махнул рукой:

— Ладно, Андрей, чего уж. Влипли мы.

20

4 декабря 2008 года. Четверг. Сомали, район Джамаме. 23:55.

Очнулась Ливанская в бараке, лежа на полу. Справа, слева — куда ни глянь — везде лежали раненые. На ее крик никто не обратил внимания, хотя мимо постоянно сновали черные ноги. Люди бегали, метались из угла в угол. Где-то за стеной истошно голосила женщина. Девушка зажмурилась и попыталась собраться с мыслями: голова раскалывалась. И поврежденная рука болела. Хотя кровь успела спечься, смешаться с грязью и спрессоваться в жесткую корку, а это значило, что времени прошло достаточно много. Она попыталась прикинуть сколько, и как оно отразилось на Ясмине. Жива ли она еще.