Хотя, возможно у нее раздроблены ноги и повреждены внутренние органы, но она еще не чувствовала — так бывает. Девушка резко, до боли, зажмурилась, отгоняя страх. Одним волевым усилием заставила себя перевернуться, зло, до скрипа сжала челюсти. И поползла.
То, что Ливанская двинулась в сторону палаты, а не к выходу, было не осознанным выбором, а трусостью. Она боялась прикасаться к мертвому Сэму. Поэтому не могла двигаться к двери. Только назад, к запасному выходу.
Она опиралась на локти, с трудом подтягивая ноги. Взрыв разворотил комнату, превратив в груду развалин. Обломки чудом не смяли под собой трех людей, находящихся в этот момент в операционной, балки уперлись друг в друга буквально в паре метров над ее головой, не давая подняться и грозя в любой момент погрести под собой. Она не помнила самого взрыва, только то, как вбежал Сэм и начал ей что-то говорить, оттаскивая от стола, но она отказывалась уйти.
В густом облаке пыли, висевшем в воздухе, было не видно дальше одного-двух метров. Ливанская пробиралась сквозь завалы битого камня и вывороченной, искривленной взрывом арматуры. Шкафы, столы, аппарат ИВЛ: все было перемолото в кашу, и острые обломки впивались в обнаженные локти, пальцы, колени.
Пол был сплошь покрыт раздробленными фрагментами стен и потолка — побелкой, штукатуркой, цементом. Руки тонули в этом крошеве на несколько сантиметров, свозя песчаную кашу в стороны при движении. Не удивительно, что она не заметила припорошенный обломками инструмент. Но стоило локтю коснуться его, как лезвие легко прошило кожу, оставив небольшую, но грязную рану. Девушка коротко и зло взвыла, отбросив от себя искривленный ударом скальпель, и сжала пальцами порез, пытаясь унять кровотечение. Запах железа усилился. Ей понадобилось замереть на несколько минут, чтобы собраться с силами, успокоиться и двигаться дальше.
Дверь в палату вынесло ударной волной. Иначе она не смогла бы открыть ее и выбраться. На самом деле, даже то, что она добралась до дверного проема и нашла его, было настоящим чудом. Привычные очертания комнат исказились: ее больницы больше не было.
В палате едко пахло гарью, гораздо сильнее, чем в операционной. Белое пыльное марево, застилавшее глаза, здесь приобрело черноватый оттенок. Видно стало еще хуже. Первым порывом было вернуться, попробовать выбраться с другой стороны. Но это означало повторить весь проделанный путь.
Она ползла наугад, теперь уже наученная опытом, сначала ощупывая пол перед собой. В воздухе висел удушающий запах крови и обгоревшей плоти. По мере продвижения тело постепенно оживало: почти полностью вернулась чувствительность конечностей. Звон в голове уменьшился, она даже начала слышать свое хриплое надрывное дыхание, которое доносилось будто сквозь гулкое железное ведро. Немного посомневавшись, Ливанская все же решилась попробовать встать на четвереньки. Сердце болезненно отбивало сильные удары, в висках пульсировала кровь. Сначала колени задрожали, тонкая острая боль пробежала по позвоночнику, но, уже спустя полминуты, она поняла, что все в порядке — кости целы.
