Кровь, жара, зловоние. Москиты, зараза, стрельба. Африканцы, нескончаемой толпой тянущиеся к госпиталю. И черные ублюдки с автоматами.
Ливанская приняла того старика одна. Он был едва живой, шел, опираясь на плечи сына. Точного диагноза она не поставила, но, судя по тому, что живот был напряжен и тверд как доска, случай хирургический.
Но она даже сделать ничего не успела, только раскрыла брюшную полость, а у старика остановилось сердце, и он перестал дышать. Ливанская попыталась завести его вручную, и, кажется, один раз ей это удалось. И тут отключился аппарат ИВЛ. Девушка даже не сразу поняла, что происходит — Ясмина среагировала первой и кинулась крепить к интубационной трубке[1] мешок Амбу[2]. Это заняло всего несколько секунд, но к тому времени у сомалийца катастрофически упало давление. Проблемы нарастали, как снежный ком. Ясмина не могла отпустить мешок, Ливанская не могла прекратить реанимацию, и помочь было некому.
Полчаса тщетных усилий — и смерть.
Девушка тяжело переступила порог, окунувшись в полумрак. На ватных ногах прошла по коридору и захлопнула за собой дверь комнаты.
И теперь, уже лежа на кровати, пыталась отогнать от себя мысли, что она сделала неправильно. И не перебирать в который раз события предыдущего часа. Тело было липким от пота и крови. Там, впопыхах, она уже не смотрела, что пачкается в ней по локоть. А теперь дышать было невозможно от металлического запаха.
Ливанская закрыла глаза, проваливаясь в муторный неспокойный сон. Было нестерпимо жарко
Тело покрывалось липкой испариной, духота стояла невыносимая.
— Тебя ничто не смущает? — она перевернулась на живот, с усмешкой глядя на парня. Постель заливал солнечный свет, он бил прямо в глаза, заставляя щуриться.
— Нет. А должно? — он, не задумываясь, пожал плечами.
— Вообще-то, да, — девушка рассмеялась и добавила: — Мне двадцать пять.
— Наоборот, прикольно, — самоуверенный, даже немного нагловатый, он заразительно смеялся.
Девушка с улыбкой покачала головой. И у него были на удивление голубые глаза, очень-очень яркие.
Ливанская поднялась на локтях и потянулась вперед, уже хотела прикоснуться, как парень вдруг резко отвернулся:
— В окно дует. Чувствуешь?
Прохладный ветер пробежал по комнате, и спина покрылась мурашками.
Ливанская вздрогнула и проснулась. День кончился — за окном стояла неожиданная сомалийская ночь. Здесь всегда было так: днем адская жара, превращающая комнату в душегубку, но, едва наступает время заката, и через каких-то пятнадцать минут зной сменяется промозглым холодом и кромешной темнотой.
