На причале встречаю возбужденного бригадного комиссара К. П. Добролюбова. Он хватает меня за руку и восторженно восклицает:
— Какой у нас народ! Богатыри!
Он рассказывает о зенитчиках, которые ведут огонь по пехоте на Нарвском шоссе. Мы годами были приучены к тому, что зенитные пушки устремлены в небо и ведут огонь только по воздушному противнику. А теперь зенитчики дрались в боевых порядках нашей пехоты и прямым огнем останавливали фашистские атаки. Наш зенитный дивизион огнем своих пушек уничтожил за день сотни фашистов, четыре минометные батареи и восемь пулеметов. А командир зенитно-пулеметной роты младший лейтенант Казбан, замаскировав свои установки, подпустил вражеские цепи на близкое расстояние, а потом хлестнул по ним из двух десятков стволов. Вся поляна была усеяна трупами гитлеровцев.
Пленные утверждали, что фашистское командование отдало приказ 24 августа любой ценой взять Таллин. Не знаю, врали пленные или нет, но этот день действительно выдался тяжелым. Противник развивал наступление по всему фронту, плотность его огня увеличилась за счет подхода резервов. У нас же в резерве не оказалось ни одной сухопутной пушки, ни одного танка. Спасибо летчикам 10-й авиабригады. Они нанесли сильный удар по фашистским войскам. На несколько часов наступление врага задержалось.
Мы тем временем пытаемся сделать перегруппировку сил, хотя совершенно очевидно, что от перестановки слагаемых сумма не меняется.
Во второй половине дня 24 августа я с трудом добрался до КП генерала Николаева. Генерал, усталый, похудевший, не терял бодрости. С веселой улыбкой он сказал мне:
— Знаете, сегодня комфлот, член Военного совета Смирнов, генерал Москаленко и я чуть-чуть своими собственными ножками не пришли к фашистам!..
Оказывается, начальство направлялось на КП морской пехоты к полковнику Парафило. А КП в это время. переместился ближе к городу. Впереди залегла немецкая пехота, а наши товарищи даже не знали об этом.
— Хорошо, что противник начал минометный обстрел и тем открыл нам глаза, — закончил генерал.
Я молчал, думая о том, как мы порой легкомысленно ведем себя. Так на войне нельзя. Бравада не имеет ничего общего с геройством. Наши почтенные адмиралы могли за нее поплатиться своей головой…
В ту пору, игнорируя суровые законы войны, мы все ходили в нашей, чуть ли не парадной форме, в фуражках с позолотой, разъезжали в легковых машинах. Не признавали защитного цвета — цвета войны. А итоги? Немецкий самолет прострочил на шоссе машину начальника штаба флота, другой самолет превращает в решето машину начальника политуправления Муравьева. А мы все-таки выводов не сделали. И вот сегодня на переднем крае под огонь попал Военный совет флота в полном составе…
