А тут кто-то из пришедших притащил еще с собой бутылку водки. Другой принес тарелку невесть где раздобытой кислой капусты. Штабные офицеры полка не были избалованы обилием съестных припасов, и стол, приготовленный Беловичем, вместе с добавками, показался отличным.
Однако все изменилось с приходом на прощальный вечер капитана Удалеева.
Он явился неожиданно с таким количеством снеди и вина, что скромно начатая прощальная вечеринка грозила превратиться в шумное пиршество.
Удалеев пришел не один. За ним следовал розоволицый старшина. В руках он нес картонный, по всей видимости не очень-то легкий короб.
— Товарищи офицеры доблестного штаба! — еще в дверях заулыбался Удалеев. — Сейчас будет мировой банкет по случаю убытия из части лейтенанта Беловича. — Кинув взгляд на приготовленные начхимом угощения, капитан торжествующе продолжал: — Это все семечки, голубы мои. Сейчас оформим по-положенному. Примите, товарищ лейтенант, надлежащее уважение!.. А ну, Бабенченко, выгружай!
В этом громком вступлении, в ерническом подмигивании собравшимся, в широких жестах, которые должны были свидетельствовать о щедрости капитана, Белович почувствовал для себя что-то оскорбительное. Подумалось: Удалеев в насмешку ему затеял всю эту показную суматоху с роскошным угощением.
Как бы то ни было, а на столе уже появились копченая колбаса, селедка и соленые огурцы, ветчина и другие редкостные в те дни закуски. Выстроились бутылки с вином, которого хватило бы и не на такую компанию, что собралась у начхима.
Несколько растерявшийся Белович вовсе не выражал той радости, какую, казалось бы, следовало проявить в благодарность капитану. Но и протестовать было нелепо.
Впрочем, и сам капитан Удалеев, направляясь к Беловичу, знал, что его появление придется начхиму не очень-то по душе.
Дело тут заключалось в том, что если и был в полку среди офицеров человек, который испытывал неприязнь к начхиму Беловичу, так это именно капитан Удалеев. К тому же недолюбливание тут было обоюдным. Взаимная молчаливая неприязнь их имела романтическую подоплеку, причиной которой явилась женщина. Странным это могло считаться и непонятным. Ведь ни о каком соперничестве, разумеется, не могло быть и речи. В самом деле: о чем говорить?! Тихий, уравновешенный и уже немолодой Белович и такой завидно приметный капитан Удалеев, который, казалось, был и создан для того, чтобы нравиться женщинам.
И вот поди ж ты!
Никто в полку так не выставлял на смех, где только это было удобно, штатские привычки Беловича, как это делал капитан Удалеев. Никто так не подтрунивал над отсутствием у Беловича строевой выправки и командирских навыков. В лицо, пожалуй, лишь он называл Беловича не иначе как «товарищ лейтенант» — уставным обращением, к которому никак нельзя придраться. Делал это Удалеев ловко, словно бы по природной простоте и привычке следовать воинской дисциплине, будто и в мыслях не имел намерения обижать начхима, но Белович-то понимал истинный смысл нехитрой игры капитана. Знал и о его подлинном отношении к себе. Тем не менее начхим делал вид, что ни о чем том не догадывается, и держался в отношении Удалеева подчеркнуто корректно, хотя и суховато.
