— Может быть, не стоит, Нина Сергеевна?
Но она решительно запротестовала:
— Никаких разговоров! Необходимо отметить.
— Был бы тут подполковник, он бы вам отметил, — не оборачиваясь, со своего места бросил Лютиков.
— Ничего подобного. Угрюмцев не стал бы протестовать, — заявил Голубовский.
— Не стал бы, — подтвердил сам Саша. — Подполковник — человек.
— Как старший, — объявил поднявшийся Голубовский, — разрешаю передышку по случаю рождения капитана Нагорника и вношу банку щуки в томате. Сиволобов, хлеб у нас есть?
— Хлеб имеется, товарищ майор. Каша еще от обеда осталась. Лучок найдется, я в Николаевке разжился.
— Лучок? Замечательно! — хлопнул в ладоши Потекян. — Поджарить с кашей — шашлыком будет пахнуть.
Оля предложила конфеты. Саша от них категорически отказался. Другие тоже стали говорить, что Оле, почти ребенку, самой необходимо сладкое. Но Оля сказала, что если так, то она уйдет спать. Пришлось уступить. Сбегав к себе в землянку, девушка принесла завернутый в газету-дивизионку кулечек конфет.
Пригласили участвовать в неожиданном торжестве и меня. Что говорить, я не протестовал. Не так-то часто бывало тут подобное.
Сиволобов уже расставлял кружки и чашки — небогатое хозяйство штабных. От карт и бумаг очистили половину длинного стола. Связной подбросил дров в печурку, и труба ее торжественно загудела.
Из землянки Оля принесла еще платок для Нины Сергеевны. На Сиваше они жили вдвоем, бывая в своей маленькой спальне всего по нескольку часов. Нина Сергеевна набросила платок на плечи. Оренбургская белая шаль закрыла гимнастерку с лейтенантскими погонами, и Нина Сергеевна с ее задумчивыми глазами сделалась по-домашнему уютной.
После однообразия, вызванного долгим пребыванием на одном месте и каждодневной, наскучившей одной и той же штабной работой, пришедшей на смену беспрерывному до того наступательному движению, после проведенного сегодня вечера, ничем не отличимого от других долгих вечеров, событие, связанное с днем рождения Саши, конечно же внесло оживление. Я видел, как в предчувствии застолья взбодрился Потекян. Голубовский с какой-то прямо гусарской бравадой руководил действиями связного. Старший по возрасту среди офицеров, когда-то уже служивший в армии, он любил изображать бывалого фронтовика. Инженер-мостостроитель с Урала, Голубовский очень хотел казаться кадровым военным. Гордился тем, что умел внятно докладывать начальству и не без шика козырять. Все еще носили неприглядные шапки, а Голубовский, презирая холод, щеголял в фуражечке с заломленной тульей и надетой чуть набок. Он аккуратно подстригал седеющие виски, которые называл наркомовскими, и проверял в зеркале, как они выглядывают из-под фуражки.
