Фромм отер пот со лба. Он не желал в это впутываться. Но противодействовал ли он осуществлению предварительного условия? Где там! А ведь достаточно было шепнуть кому следует. Он этого не сделал. Поступил точно так же, как и многие другие немецкие военачальники. Полная поддержка заговора после выполнения предварительного условия.
Условие это выполнено не было. И он не примкнул. Но, оказывается, этого недостаточно, чтобы остаться нейтральным. Придется отвечать. Более того, само молчание как бы обрекает его на сообщничество с заговорщиками, разговор с Кальтенбруннером доказал это весьма недвусмысленно.
Вдруг снова закудахтал радиоприемник, объявляя о предстоящем в ближайшие минуты выступлении Гитлера. Это было уже третье или четвертое уведомление. Что у них случилось? Почему фюрер не говорит? А может, он тяжело ранен и не в состоянии выступать? А может, все-таки мертв? Несколько секунд Фромм переживал эту возможность как великое счастье. Но тут же спохватился, что такое счастье не для него. Ему не простят этих четырех расстрелянных.
Фромм снова вытер лицо платком. Он уже окончательно постиг непреложную истину: тот, кто воздерживается преждевременно примкнуть к какой-либо из сторон, а хочет наверняка присоединиться к победившим, при определенных условиях может оказаться в двойном проигрыше.
Он встал, с высоты своего двухметрового роста оглядел кабинет. Тут в сложных условиях он вел битву за собственную жизнь. И хотя не сделал никакого преждевременного шага, битву эту проиграл. В иных ситуациях противопоказано осторожничать, медлить, тянуть с выбором — требуется безрассудство, односторонность, пристрастность, накал страстей, риск.
В голову ему пришли какие-то напоминающие далекую молодость слова, как будто из Священного писания, которые осуждали тех, кто ни холоден, ни горяч. Неужели и он таков?
Но тут же прекратил думать об этом. Его трясло как в лихорадке: что с ним сделают? В минуты слабости ему рисовался самый страшный исход, но потом он с возмущением отмахивался от такого рода мыслей: как это, чтобы его, который не поддался уговорам, нажиму, угрозам, кого арестовали и кто, в сущности, лично подавил путч… нет, невозможно. Сейчас еще царит замешательство, приказы противоречат один другому, солдаты сами не знают, кого слушаться, перед кем вставать по стойке «смирно». Все это вскоре уладится, утрясется, отстоится, как взбаламученная вода. Тогда его непременно заметят и оценят.
